— Я думаю, мы можем идти. — Аманда продолжала изображать
надменную гранд-даму.
Лизи подумала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой,
даже с учётом того, что доктор относительно молод и у него много других
пациентов, и оказалась права. Медсестру высунулась из «смотровой-1», как машинист
из кабины паровоза, посмотрела на неё и Дарлу и спросила:
— Вы — сёстры мисс Дебушер?
Лизи и Дарла кивнули. Виновны, ваша честь.
— Доктор хотел бы переговорить с одной из вас, — и она
исчезла в смотровой, где продолжала рыдать девушка.
В другой части приёмной оба молодых человека, от которых
разило пивом, расхохотались, и Лизи подумала: Что уж там с ними не так,
виновники аварии — не они. И действительно основное внимание копы уделяли
бледному как мел юноше примерно того же возраста, что и девушка с кровью в
волосах. Ещё один молодой человек говорил по телефону-автомату. По мнению Лизи,
рваная рана на щеке говорившего требовала швов. Третий ждал своей очереди,
чтобы позвонить. Вроде бы целый и невредимый.
Ладони Аманды смазали беловатой мазью.
— Он сказал, что швы разойдутся, — объяснила она им почти
что с гордостью. — И, как я понимаю, повязки не удержатся. Я должна постоянно
накладывать эту мазь (бр-р-р, как воняет) на раны и делать ванночки трижды в
день три дня подряд. Один рецепт на мазь, второй — на жидкость для ванночки. Он
говорит, мне нужно как можно реже сжимать руки. Вещи брать только между
пальцев, вот так. — Она показала на доисторическом номере еженедельника «Пипл»,
подхватила большим и указательным пальцами правой руки, приподняла, тут же
бросила.
Появилась медсестра.
— Доктор Мансингер может вас принять. Одну или обеих. — Тон
однозначно говорил о том, что времени у доктора мало. Лизи сидела с одной
стороны Аманды, Дарла — с другой. Они переглянулись, чего Аманда и не заметила.
Она с искренним интересом изучала других людей, набившихся в приёмную.
— Иди, Лизи, — сказала Дарла. — Я останусь с ней.
10
Медсестра провела Лизи в «смотровую-2», а затем вернулась к
плачущей девушке, так плотно сжав губы, что они практически исчезли. Лизи села
на единственный стул, посмотрела на единственную в комнате картину: пушистый
кокер-спаниель на поле нарциссов. Через несколько секунд (она знала, что ей
пришлось бы ждать больше, если бы от неё не требовалось срочно избавиться) в смотровую
торопливо вошёл доктор Мансингер. Закрыл за собой дверь, отсекая всхлипывания
малолетки, и пристроил костлявый зад на столе для осмотра пациентов.
— Я — Хол Мансингер, — представился он.
— Лиза Лэндон. — Она протянула руку, и доктор Мансингер
быстро её пожал.
— Я бы хотел получить гораздо больше информации о состоянии
вашей сестры для истории болезни, вы понимаете, но, сами видите, у нас цейтнот.
Я вызвал второго врача, но пока придётся трудиться и за него.
— Я очень признательна вам, что вы сумели уделить мне
несколько минут. — А сама по достоинству оценила спокойствие, которое слышалось
в её голосе. Этот голос однозначно заявлял: Всё под контролем. — Я готова вас
заверить, что в настоящий момент моя сестра Аманда не представляет для себя
угрозы, если вас это тревожит.
— Ну, вы понимаете, конечно, меня это тревожит, но я поверю
вам на слово. И ей тоже. Она уже совершеннолетняя, да и её поступок определённо
не попытка самоубийства. — Он смотрел на листок, который лежал на столе, а тут
вскинул глаза на Лизи. — Это так?
— Да.
— Да. С другой стороны, не нужно быть Шерлоком Холмсом,
чтобы увидеть, что для вашей сестры это не первый случай членовредительства.
Лизи вздохнула.
— Она говорила мне, что ходит к психоаналитику, но её врач
отбыл в Айдахо.
Айдахо? Аляска? Марс? Какая разница, эта обвешанная бусами
сука отбыла.
— Насколько мне известно, это правда.
— Вашей сестре нужно вновь заняться собой, миссис Лэндон,
понимаете? И поскорее. Членовредительство так же далеко от самоубийства, как
анорексия, но и первое, и второе говорят о суицидальных тенденциях. — Он достал
из кармана белого халата блокнот, начал писать. — Я хочу порекомендовать вам и
вашей сестре одну книгу. Она называется «Кто режет себя?», и её автор…
— Питер Марк Стайн, — закончила Лизи. Доктор Мансингер в
удивлении поднял голову.
— Мой муж нашёл эту книгу после того, как Анда… после того,
что мистер Стайн называет… (после её була её последнего кровь-була) Молодой
доктор Мансингер смотрел на неё, ожидая завершения фразы. (продолжай Лизи скажи
это называется бул называется кровь-бул) Она придавила эти мысли.
— После последнего с Андой случая того, что Стайн называет
разрядкой. Он ведь использует именно этот термин, так? — Голос Лизи звучал
спокойно, но в ложбинках висков выступили капельки пота. Потому что внутренний
голос был прав. Назови это разрядкой или кровь-булом, смысл от этого не менялся.
Совершенно не менялся.
— Думаю, да, — ответил Мансингер, — но книгу я прочитал
несколько лет назад.
— Как я и сказала, мой муж нашёл книгу, прочитал её, дал
прочитать мне. Я прочитала её и отдала Дарле. Рядом с нами живёт ещё одна наша
сестра. Сейчас она в Бостоне, но, как только вернётся, я прослежу, чтобы эту
книгу прочитала и она. И мы будем приглядывать за Амандой. С ней бывает трудно,
но мы её любим.
— Ладно, с этим понятно. — Он соскользнул со стола. Бумажная
простыня скрипнула. — Лэндон. Ваш муж был писателем?
— Да.
— Примите мои соболезнования.
Как она выяснила на собственном опыте, то было одним из
самых странных последствий брака со знаменитым человеком: даже через два года
после его смерти люди продолжали выражать ей соболезнования. Она догадывалась,
что ничего не изменится и ещё через два года. А то и через десять. Это навевало
тоску.
— Благодарю вас, доктор Мансингер.
Он кивнул, а потом вернулся к предмету их разговора, что не
могло не радовать.
— Такие случаи среди зрелых женщин довольно редки. В
значительно большей степени членовредительство характерно для…
Лизи уже представила себе концовку фразы: …подростков вроде
той паршивки, что плачет в соседней комнате, когда в приёмной что-то сильно
грохнуло, и послышались возбуждённые крики. Дверь из приёмной в «смотровую-2»
распахнулась, на пороге возникла медсестра. Она вроде бы даже увеличилась в
размерах, будто проблемы раздували её.