Возвращение Пираньи - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бушков cтр.№ 30

– Не женское это дело, – сказал Кацуба.

– Где мой пистолет?

– Пожалуйста. – Мазур подал ей «беретту» рукояткой вперед. – Вот только патронов расстрелял изрядно, уж простите...

Вышел в коридор, чуть подрагивавшими пальцами вытягивая из кармана сигареты. Сквозь стеклянную дверь увидел, как с пола поднимается Кошачий Фред, прикрывавший собою ящик, – и сделал ему знак, обозначавший, что все неприятности кончились.

Они с Кацубой отошли от поезда метров на двадцать, и Кацуба сразу же сказал:

– Посмотри-ка внимательнее...

Мазур огляделся: между вертолетами и вокруг поезда суетились солдаты в пятнистом, с оглядкой возвращались пассажиры, кое-где слышались вопли боли, над ранеными стояли кучки скорее зевак, чем помощников...

– Да нет, ты на вагоны посмотри, – сказал Кацуба. – Интересная картинка, а? «Плебейские» порядком изрешетили, а два первого класса практически не тронуты.

– Ну и?

– Не согласуется сие с тактикой герильеро, на сегодня хорошо известной. Они обычно не делают исключений для «господских» вагонов – но и не решетят вот так... Пускают пару очередей вдоль вагонов, главным образом под потолок – вполне достаточно для наведения паники. А здесь все наоборот... Не по-обычному. И поскольку предпочитаю лучше пересолить, чем недосолить, мне в голову лезут идиотские мысли: быть может, это на нас кто-то охотился...

– Честно, не знаю, что тебе сказать, – пожал плечами Мазур. – Тебе виднее. Может быть, да, а может, и нет, что тут сейчас скажешь, не имея ни пленных, ни достоверной информации... Одно ясно: зря мы поленились снимать печати со стволов, самое время... – Он оглянулся на приближавшегося сержанта Лопеса и спросил уже громче, по-английски: – Полиция не будет возражать, если мы лишим оружие невинности в виде печатей?

– Не будет, – вяло ответил Лопес. – Даже наоборот, рекомендует именно так и сделать. Из столицы мы давно выехали...

Он стоял, устало держа автомат дулом вниз, и на его белый костюм жутко было смотреть – бродяга бродягой. Мазур видел, что после всех героических передвижений по-пластунски сам выглядит не лучше. Ни дать, ни взять – Адам-сплошная-глина.

– Эй! – окликнули их из окна вагона. – Как там, кончился вестерн?

Мазур поднял голову. В проеме, обрамленном обломками деревянных жалюзи, красовались «белозубики» – американская парочка, Дик и Мэгги, насквозь поддельные арканзасцы.

Сержант Лопес, уставясь на них свирепо и угрюмо, беззвучно пошевелил губами – Мазур мог совершенно точно сказать, даже не зная испанского, что именно произнес про себя бравый служака. Поскольку сам думал то же самое. В таких ситуациях зеваки не просто раздражают – приводят в бешенство. Особенно если стоят со столь беззаботными рожами, словно вышли из кинотеатра с премьеры очередного блокбастера.

– А не выпить ли нам по рюмочке, сержант? – искренне предложил Мазур. – После такого карнавала?

– С удовольствием, сеньор, – отозвался Лопес, безуспешно пытаясь выхлопать из костюма глиняную пыль. – По-моему...

– Есперен, сеньорес! [13] – раздался сзади непонятный крик.

Их нагнал пожилой человечек, судя по одежде – пассажир плебейского класса – и что-то горячо затараторил, обращаясь сразу ко всем троим, яростно помогая себе выразительными жестами. В конце концов сержант что-то веско, угрюмо ответил, мановением руки отослал болтуна прочь.

– Что там? – спросил Мазур, ни черта не понявший.

Лопес быстро огляделся, понизил голос до шепота:

– Не знаю, как к этому относиться, сеньор коммодор... Этот тип уверяет, что за несколько минут до... начала заварушки видел с крыши, как из окна вагона кто-то выпростал красную ленту. Довольно длинную, яркую, заметную. Вообще-то мы уже сталкивались с таким приемчиком. Условный сигнал, и довольно эффективный: красное видно издалека, при нужде достаточно разжать пальцы, и не останется никаких улик... – Он тяжко вздохнул. – Говорит, будто это было окно одного из двух вагонов первого класса. Которое точно, конечно, не рассмотрел.

– А вы обратили внимание, что оба вагона первого класса целехоньки? – спросил Мазур.

– Обратил, сеньор коммодор. Только еще неизвестно, верить этому типу или не стоит. Такие, с позволения сказать, свидетели частенько выныривают. Наврет выше головы, чтобы угодить в «вознаграждаемые лица» – всякое бывает, иногда доля вознаграждения и впрямь свидетелям достается. Или в газеты ему попасть хочется.

– Газетчиков тут вроде бы нет, – сказал Мазур. – И насчет вознаграждения пока неясно, а?

– Совершенно верно, сеньор. Только вот... что прикажете делать? Улик ведь никаких. В вагонах – десятка три совершенно респектабельных субъектов. Прикажете обыскивать? Если и была лента, она сейчас валяется где-то за рельсами, а ничего другого может и не отыскаться... – Он помолчал, вздохнул еще тяжелее: – Сеньор коммодор, сеньор Мигель, послушайте моего совета, приведите оружие в порядок. И держите на поясе. Не нравится мне т а к о е начало путешествия, я человек суеверный, насколько позволено доброму католику, храни нас Святая Мадонна Сантакрочийская во всеблагости своей...

Собственно, не столь уж и большое расстояние отделяло от земной тверди – Ирупана в этих местах была не шире полукилометра, а пароход большей частью шел по середине реки, иногда, впрочем, приближаясь к берегу на расстояние прицельного пистолетного выстрела...

Пароход именовался несколько пышно для своих скромных размеров – «Хенераль О’Хиггинс». На комизм этой пышности обратил внимание Мазура, конечно же, Кацуба, сам Мазур в здешней истории был не силен. О’Хиггинс, покинувший родную Ирландию из-за тамошней голодухи и ставший мелким чиновничком в испанской колониальной администрации, благодаря случайной улыбке порхнувшей поблизости дамы по имени Фортуна, закончил дни генералом республиканской армии и одним из авторов конституции Санта-Кроче, так что по здешним меркам был чем-то вроде Джефферсона.

Вот только поименованный его святым для каждого коронадо именем пароход мало напоминал «Куин Элизабет» – обычное речное суденышко, лет сорок назад на совесть построенное в Аргентине. Правда, Мазур так и не смог с маху определить, отчего здешний капитан вопреки устоявшимся обычаям вкушает пищу не в обеденном зале первого класса, а, по точной информации, в своей каюте: то ли из-за прекрасно осознаваемого несходства своей посудины с океанским лайнером, то ли, наоборот, из-за буйного чванства. Кацуба склонялся ко второй версии, и, быть может, не ошибался: за два дня плавания Мазур видел капитана раза три, мельком – и в конце концов не далее как сегодня сделал окончательный вывод, что здешний «первый после бога» страдает манией величия в тяжелой, запущенной форме. Рослый и широкоплечий, декорированный роскошной черной бородищей, в белоснежнейшем костюме с ярчайшими шевронами на рукавах, в лазоревой фуражке с надраенным гербом, он не шел – шествовал, заложив руки за спину, глядя сквозь встречных. Матросы от него заранее шарахались и старались сделаться ниже ростом, даже помощник, тоже щеголявший шевронами и гербом на фуражке, веселый малый, словно бы невзначай оказывавшийся там, где пребывала Ольга, хефе откровенно побаивался. Одним словом, маленький захолустный сатрапчик. Похоже, на него нисколечко не произвели впечатления дипломатические титулы, под которыми в списке пассажиров значились Мазур и Кацуба, сержанта Лопеса он не видел в упор, мало того, не обращал внимания даже на Ольгу, из-за чего циничный Кацуба вслух заподозрил его в иных пристрастиях, схожих по цвету с фуражкой.