– Согласен, – признал Мазур не без неловкости. –
Вот только должен напомнить, что мы с коллегой никого не расстреливали, более
того, по моему глубокому убеждению, б о л ь ш е в и к о в в массе своей как раз
и перещелкал Сталин в тридцать седьмом.…
– Ну, я не имела в виду лично вас... Я о тенденциях. Что до
Сталина – вам лучше бы поговорить с одним моим знакомым, капитаном тигрерос,
вот уж кто обожает вашего хефе как великого императора... Посмотрите, это еще
что?
Мазур взглянул в ту сторону. Железная дорога и автострада
тут раздваивались – рельсы проходили над берегом неширокой спокойной речушки с
коричневой водой, а бетонка круто сворачивала влево, тянулась по гребню крутого
откоса. Примерно метрах в четырехстах впереди им опять предстояло слиться, бок
о бок пройти по железному решетчатому мосту.
– В самом деле, любопытно... – вставил Лопес.
Поезд давно уже сбавил ход перед мостом, тащился по старым,
изношенным рельсам не быстрее велосипедиста, и странноватую картину удалось
рассмотреть во всех деталях.
Почти перед самым мостом замерли два гигантских
трака-лесовоза – задний с нелепо вывернутой кабиной остановился на самом краю
грязно-серой бетонки, заметно скособочившись, в состоянии столь неустойчивого
равновесия, что, казалось, ткни его хорошенько пальцем – и загремит под откос. Наискосок
по этому самому откосу, по сухой глине, улепетывали навстречу поезду три
человека. Оступались, падали, катились, поднимая тучи серой пыли, вскакивали,
перемазанные по уши, и вновь бежали, то и дело оглядываясь, что-то неразборчиво
вопя.
Поезд скрипел и погромыхивал сочленениями. Миновал троицу
бегущих – Мазур увидел раздернутые в крике рты, перекошенные лица. На душе
почему-то стало тревожно.
– Да нет, глупости, – быстро сказал Лопес так, словно
Мазур высказал свою тревогу вслух. – Выстрелов не слышно, по обеим
сторонам моста – блок-посты, там вроде бы все в порядке...
Дернул поднимавший жалюзи шнурок, высунулся по плечи. Мазур
примостился рядом.
Блок-пост, мимо которого поезд как раз проползал, выглядел
нормально: низкий бетонный домик с плоской крышей, окруженной аккуратным
парапетом из плоских мешков с землей, вокруг – стенка из таких же мешков, по
колено рослому человеку, над ней виднеется пулемет на треноге, и часовой в
пятнистом комбезе стоит навытяжку, обеими руками прижав к груди длинную автоматическую
винтовку...
Их разделяло метра четыре. Мазур, еще ничего толком не
понимая, но умея по профессиональной привычке включать при любых непонятностях
волчью тревогу, лихорадочно стал соображать, что могло заставить тренькнуть в
подсознании некий звоночек. Конечно, провинция, конечно, глушь... но чересчур
грязен и небрит, и взгляд скорее злой, встревоженный, напряженный, ничего
общего с лениво-отрешенным взором скучающего часового, приставленного к
затерявшемуся в глубинке полустанку...
Рядом Лопес громко втянул воздух сквозь зубы, издав то ли
стон, то ли рычанье...
На грязно-серой бетонной стенке багровел широкий веер темных
подтеков, еще совершенно свежий, м о к р ы й, и это выглядело так, словно...
В узком дверном проеме показалась перекошенная бледная
физиономия – и под кадыком у нее вдруг возникла чужая рука, вмиг сдавившая
горло, втащившая человека назад, донесся приглушенный стон...
...словно человек, получив в грудь то ли длинную очередь, то
ли заряд из помповушки, со всего маху впечатался в бетонную стену и сполз по
ней, запачкав кровью...
И улепетывающие от грузовиков водители...
Оттолкнув Мазура без всякого почтения, Лопес отпрянул от
окна – лицо часового стало еще более злым, он невольно дернулся, но поезд уже
проскрежетал мимо – одним движением свалил с багажной полки свою сумку,
ухитрившись расстегнуть ее на лету, выхватил короткий черный автомат и ринулся
в коридор, звонко передернув затвор, успев рявкнуть:
– Герилья!!!
Секундой позже поезд затормозил так, что Ольгу вынесло из
кресла и швырнуло к противоположной стене. Мазур поймал ее на лету и спиной
вперед, отработанно, ловко завалился на пол, смягчив для нее приземление
собственным телом.
В коридоре мелькнула спина Лопеса, ногами вперед прыгнувшего
в окно. Поезд стоял, под потолком по-прежнему крутились вентиляторы, но
почему-то стало очень жарко.
Первые очереди, длиннющие, на полмагазина, затрещали на
мосту. Им ответили другие, скупее. На тепловозе солдаты, вспомнил Мазур,
пара-тройка, кажется, и пулемет у них там есть...
Новые очереди, в хвосте. В их вагон пока что не влепило.
Извернувшись, он выбрался из-под ошарашенной Ольги, метнулся к окну и
осторожно, прижавшись к стене, посмотрел назад.
Над мешками торчали три плевавшихся огнем дула – неизвестные
в три ствола лупили по хвостовым вагонам излюбленными здешним народом
длиннющими очередями. Похоже, проблемы экономии патронов перед ними не стояло.
Краем глаза Мазур увидел, что Ольга, оказавшаяся совсем
рядом, тянется за своей кобурой.
– Куда, амазонка? – рявкнул он, невежливо отшвырнул в
кресло. – Не женское это дело...
Стреляли с обеих сторон, и в голове поезда, и в хвосте.
Сквозь беспорядочный треск очередей прорывались слитные, многоголосые вопли,
кутерьма заворачивалась нешуточная. «Ловушка не захлопнулась, – сообразил
Мазур, – они рассчитывали нас прижать на мосту, но Лопес, похоже, рванул
стоп-кран перед прыжком в окно. Все равно, при таком раскладе расчешут, как бог
черепаху, вдобавок на тепловозе может начаться пожар, дизельное топливо вряд ли
вспыхнет, но вот сухое, как порох, дерево – а его в вагонах хватает – займется
так, что мало не покажется...»
– Свали ее на пол и держи! – рявкнул он Кацубе так, что
у самого заломило в ушах. – Отвечаешь!
Пусть напарник остается в тылу – контрразведывательных
мероприятий в этих условиях никаких не предвидится, а за Ольгой нужен
пригляд...
Выхватил из кобуры пистолет, обдирая ногти, выдернул из
жесткого неподатливого кармашка запасную обойму и кинулся в коридор. Недолго
раздумывая, выпрыгнул в окно, по проторенной Лопесом дорожке. Привычно
приземлился на полусогнутые, тут же завалился набок и прижался к твердой сухой
земле, оценивая обстановку.
Он был на сравнительно безопасной стороне – блок-пост от
него отделяли вагоны, а те, что хулиганили на мосту, сосредоточили огонь на
тепловозе. Что ж, его поведение никак нельзя назвать неприемлемым: герильеро,
собственно, стоят вне закона, и ясно уже, что отсиживаться под лавкой – тактика
порочная, пора всерьез подумать о самозащите. Вряд ли кто-нибудь из нападающих
будет столь любезен, что посреди всей этой катавасии обратит внимание на их
дипломатические паспорта и устыдится...
Прижимаясь к земле, Мазур пополз в хвост. Стрельба там
немного приутихла, но ад стоял кромешный – то и дело в окна, закупоренные
пробками из вопящих в слепом ужасе пассажиров, проскальзывал, выдирался
какой-нибудь счастливчик и стремглав улепетывал куда глаза глядят. Большинство
кидалось вверх по откосу, но более рассудительные попросту влились наземь и
закрывали голову руками. Один такой едва не приземлился Мазуру подошвами на
голову, Мазур перекатился к самому рельсу и то и дело, ползя по-пластунски,
опасливо косился вверх: вряд ли есть для «морского дьявола» более унизительная
смерть, нежели быть раздавленным насмерть ополоумевшими от страха аборигенами,
вовсе даже не участвующими в веселухе...