— Это Паша, — сказал Кацуба. — Все собирался вас
познакомить, да как-то руки не доходили… Пошли? В планах у меня — сначала
щедрый человек Илья, благо приглашал заглянуть, а потом… ну да вы знаете.
Паша молча закинул на плечо увесистую кожаную сумку, и они
не спеша поднялись на четвертый этаж.
— Хочешь хохмочку? — спросил Кацуба. — Из кругов,
близких к маленьким зелененьким экологам, дошли слухи, что нам хотят устроить
пресс-конференцию. С участием иностранных журналистов, каковые тут обнаружились
в количестве аж шести.
— В ч е р а ш н и е? — спросил Мазур.
— Не только, — сказал Кацуба. — Подозреваю, остальные —
самые настоящие. Сюда, оказывается, съехалось десятка полтора отечественных
акул пера, не считая импортных. В столицах умело и ненавязчиво раскручивают
шумиху вокруг здешних трагедий. Так что не врал покойничек Прутков насчет
резонанса…
— И что говорить будем? — мрачно спросил Мазур. —
Засветимся же, однозначно…
— Конечно, засветимся. Как пить дать. Но далеко не
сразу… А собственно, почему мы должны засветиться? Пока разберутся и выяснят,
что питерского института, нас сюда направившего, не существует в природе, мы,
хочется верить, будем уже далеко… Меня интересует другой нюанс. Мы, естественно,
будем говорить чистую правду — что никаких контейнеров не обнаружили, пока что
местные придурки воюют с ветряными мельницами. И вот тут-то по всем канонам
жанра непременно начнется панихида с танцами. От нас же настойчиво добиваются,
чтобы мы подтвердили совсем даже обратное… Так что последствия грядущего
брифинга я пока и просчитывать не берусь.
— Знаешь, что я бы сделал на месте э н т и х? — сказал
Паша. — Забросал бы «Морскую звезду» газовыми гранатами. Аргумент — весомее не
придумаешь.
— Гуманист ты, Паша, — покрутил головой Кацуба. — И
глаза у тебя добрые…
— Я серьезно. Аргумент убедительнейший. Учитывая, что в
город слетелась масса журналистов, эффект был бы оглушительный.
— Да понимаю я… — поморщился Кацуба. — Все правильно —
питерское судно с мертвым экипажем, очередной «Летучий голландец»… Вот только
Степан Ильич мужик толковый и подобного финала не допустит. К нему с газовыми
гранатами так просто не подойдешь. В чистом море особенно… стоп! Господа мои, а
ведь у нас уже был один «Летучий голландец»…
Он не успел развить тему — остановились у дверей четыреста
пятнадцатого. Кацуба деликатно постучал — потом забарабанил гораздо грубее.
— С этажа он не спускался, — сказал Паша. — Ручаюсь. Я
бы засек.
— Ну тогда давай, благословясь…
Паша открыл стенной щиток с тумблерами и выключателями,
добыл из сумки убедительно выглядевшие инструменты и принял позу нерадивого
электрика, долго медитирующего перед работой, дабы вдохнуть в себя силы и
отвинтить хотя бы винтик для начала.
— Если что — бежим быстрее лани… — процедил Кацуба
Мазуру.
Наклонился, заглянул в замочную скважину, удовлетворенно
хмыкнул, достал блестящую стальную штуковину, этакую помесь амбарного ключа с
консервным ножом, приладил, пару секунд повозился — и замок щелкнул.
Костяшками пальцев приоткрыв дверь, Кацуба прислушался,
кивком велел Мазуру следовать за ним.
Гостиная оказалась пуста, спальня — тоже. На постели лежала
одежда, в углу негромко, женским голосом бормотал репродуктор:
— …Тиксонского порта объявили голодовку, требуя выплаты
зарплаты…
— Кейса я что-то не вижу, — тихо констатировал Кацуба.
— Ну, мог спрятать куда-нибудь…
— Смотри, — сказал Мазур. — Там и трусы лежат, и носки,
все ненадеванное, чистенькое.
Кацуба оглянулся на него. Уловив, должно быть, мысль,
кинулся в прихожую, куда выходила дверь ванной. Осторожненько потянул.
Дверь оказалась незапертой изнутри. Ванна была старомодно
огромной, сущий бассейн из тех времен, когда про «хрущевки» и слыхом не
слыхивали, больше даже, чем в номере Мазура. Свет горел, судя по легонькому
парку, вода была еще горячей — и в ней покоился Илья Михайлович, уставившись на
незваных гостей остекленевшими глазами. Вода покрывала его лицо на пару
сантиметров, аккуратно подстриженные волосы легонько колыхались.
Достаточно было одного взгляда. Кацуба попятился, толкнул
Мазура, и они живенько вывалились в коридор, по которому как раз шагал
незнакомый тип при галстуке. Иностранец он там или свой, но покосился
подозрительно.
Кацуба моментально обернулся и громко сказал с таким видом,
словно обращался к кому-то живехонькому, оставшемуся в номере:
— Раньше надо было думать, морда пьяная, где я тебе
сейчас презервативы найду? Эй, мужик, у тебя презервативов нет? Я бы купил.
Тип при галстуке вздрогнул, сбился с шага, пробормотал
что-то на языке родных осин и бочком-бочком удалился.
— Ничто так не обезоруживает человека, как простой,
житейский вопрос… — проворчал Кацуба, захлопывая дверь. — Пошли отсюда.
Совершенно ни к чему нам его «находить», мы его в глаза не видели, вообще не
знаем…
Паша быстренько побросал инструменты в сумку, и они без
лишней спешки, но и не медля, покинули место происшествия.
— Ну вот, — сказал Кацуба на лестнице. — Как и в
прошлый раз, никто не пытался нас впутать и подставить. Умиление берет от такой
заботы… интересно, чем расплачиваться-то придется за столь теплое отношение?
— Значит, он к микрофонам отношения не имеет… —
протянул Мазур.
— Да уж, надо полагать. Укоротили немножко человечка,
чтобы не совался поперед батьки в пекло… Ну, соколы, соберитесь. Пойдем
потрошить слухачей. Они сейчас в буфете сидят, этакая симпатичная молодая пара.
Супруги, понимаете ли. По паспортам. Пока Вова вчера рыцарственно утешал даму,
я, циник этакий, беззастенчиво пошарил в столе, благо там все было не заперто,
все бумажки напоказ… Некие Неволины из города-героя Москвы, поселились за пару
дней до нашего приезда. Горничной, надо полагать, сунули денежку, чтобы пореже
копошилась в номере, а она и рада, дура, что работы меньше…
— А может, дождаться их и душевно побеседовать? —
выдвинул идею Мазур.
— Не стоит, — поразмыслив, сказал Кацуба. — Десять
против одного, что это пешки. Поручили им наладить подслушку, они и стараются.
Прижми тебя сейчас, Вольдемар, много ты сможешь рассказать, к примеру, о том,
кто такой Паша и где его в Тиксоне искать? То-то… Ничего путного не получится,
а вот со жмуриками нам потом будет возни… Подождите минутку.
Он забежал в свой номер и вышел с пакетом из плотной серой
бумаги, плотно набитым — раньше в таких продавали сахар. Бодро подкинул его на
ладони:
— А вот когда они, голубочки-молодожены, вдруг окажутся
у разбитого корыта и замечутся, срочно прося инструкций — вот тут уж, Паша, не
проворонь…
— Ага, — отозвался немногословный Паша.