Он посмотрел в море — чернота и звезды, ничего больше, берег
как раз в той стороне, куда он смотрит, но никаких признаков спешащего на
выручку сторожевика…
Топот в коридоре?
Поколебавшись секунду, он бросился туда. Как ни крути, а
высадка противника, похоже, сорвана, на «Достоевском» определенно возникла
суета, свидетельствующая, что уборщица все же подняла тревогу. Повсюду включают
прожекторы, лампы над головой уже горят не через одну, а всей цепочкой, что-то
разворачивается, и вряд ли в таких условиях парни с сейнера пойдут на абордаж —
засветились, обнаружены, кранты…
Нет, не стоит себя убаюкивать. Он сам пошел бы до конца —
еще не поздно добиться своего даже в этих условиях, просто «пропавших без
вести» будет гораздо больше, чем найденных на потерпевшем крушение корабле,
только и всего…
Над лежащим Беловым склонилась темноволосая девушка в белой
блузке и кружевном передничке. Увидев Мазура, так и обомлела.
— Иди отсюда, дура! — рявкнул он, недвусмысленно махнув
пистолетом. — Иди отсюда, говорю!
Торопливо кивая, она выпрямилась, стала отступать вглубь
коридора. Мазур повернулся к двери…
То ли он заметил что-то н е п р а в и л ь н о е, то ли чутье
сработало. Но на миг позже, чем следовало…
Все произошло одновременно. Нажав на спуск, Мазур ощутил,
как раскаленным железом со всего размаху ширкнуло по голове над левым ухом. На
долю секунды запоздал уклониться, и девка его достала — но она уже
запрокидывалась, вторая пуля Мазура кинула ее к переборке, пистолет выпал из
руки, и она замерла нелепой куклой.
Достала, сука… В голове шумело. Мазур шагнул вперед, сорвал
с нее передник, скомкал и прижал к голове, невольно взвыв про себя от боли. Он
не мог определить сейчас, задета кость или сорвало кожу, но чувствовал, как
легонький комок кружев быстро намокает кровью.
Выбежал на палубу, пошатнувшись, задев плечом переборку. В
два счета задраил дверь снаружи. Голова кружилась. Холод его немного привел в
чувство. Мазур шагнул к борту — сейнер, сразу видно, уже обрел рулевого,
качается метрах в трех от «Федора», ничуть не выказывая желания пуститься
наутек…
Пуля вжикнула над самой макушкой. Он выстрелил в ответ,
отпрянул, слыша, как молотят в дверь изнутри чем-то тяжелым. И увидел далеко в
море тонюсенькую, ослепительную полосочку — именно так в ночи выглядит
прожектор корабля…
Колени подкашивались — то ли от радости, то ли от потери
крови. Плохо только, что, когда он вновь взглянул в море, уже не смог отличить
далекий луч прожектора от пляшущих перед глазами искр. «Слишком много для нас с
тобой… — пронеслось в туманящемся сознании. — Слишком много для нас с тобой,
майор, а мы уже не юнцы…»
Голова кружилась, перед глазами колыхались искорки, заслоняя
луч прожектора, — если только он был, если это и в самом деле приближались
погранцы. Колоссальным усилием воли заставляя себя держаться, Мазур, стиснув
пистолет, сидел у фальшборта и, честно говоря, подбадривал себя исключительно
старым присловьем «морских дьяволов»: «Мы так часто возвращались, ребята, что
это вошло в привычку…» Повторял это, пока были силы удерживать пистолет.