Мазур кивнул с непроницаемым видом, подыгрывая на ходу.
На сей раз молчание длилось дольше. Гость не притворялся —
он и в самом деле отдался нешуточному раздумью.
— В этом есть свой резон… — произнес он наконец. —
Изложено достаточно логично и убедительно, а главное, вы держитесь на позициях
стопроцентно деловых людей… Я должен посоветоваться с компаньонами, Михаил
Иванович. Это займет некоторое время. Придется звонить в Москву, обговаривать…
— Я понимаю, — сказал Кацуба. — Вы только не особенно
затягивайте, завтра у нас второй выход в море, и вообще от нас требуют провести
исследования в сжатые сроки…
— Я постараюсь все уладить как можно быстрее, — кивнул
Илья Михайлович. — Здесь есть два аспекта… Во-первых, считаю своим долгом вас
предупредить, что в столице ваши условия могут и не принять…
— Рискнем, — заявил Кацуба.
— Я не говорю, что ваши предложения отвергнут с порога,
но с такой возможностью следует считаться… Во-вторых. Михаил Иванович, Владимир
Степанович, хочу вас предупредить сразу: если мы заключим сделку по вашим условиям,
пожалуйста, не думайте, будто вам удастся и в п о с л е д с т в и и
рассчитывать на вознаграждение…
— Помилуйте, мы не шантажисты, — сказал Кацуба. —
Просто весьма циничные ребята, обуреваемые желанием сорвать куш…
— Хочу верить… — Он поднялся, бесшумно защелкнул крышку
кейса. — Значит, при здешней разнице во времени… В столице еще светлый день…
Михаил Иванович, зайдите ко мне утречком. Перед тем, как соберетесь в порт.
Четыреста пятнадцатый номер. Возможно, к этому времени все уже будет решено. Честь
имею…
Когда они остались вдвоем, Мазур не произнес ни слова —
представления не имел, какую реплику следует подать, находясь под прицелом
микрофонов. Кацуба хлопнул его по плечу:
— Володя, пойдем-ка в кабак, обмыть радужные
перспективы…
Как Мазур и ожидал, майор повел его не в кабак, а к их
облюбованному местечку у окна, где, надо полагать, никто еще не додумался
установить микрофоны.
— Ну, и как тебе визитер?
— Черт его знает, — сказал Мазур. — Денежки, по-моему,
у него настоящие…
— Вот и мне так сдается… Интересное кино. Еще один
охотник за стульями объявился, тебе не кажется?
— А если это и есть загадочный противник?
— Не думаю, — сказал Кацуба. — Сам не знаю почему, но
интуиция подсказывает, что на сцене появилась совершенно новая маска. Понимаешь
ли, он не вяжется с уже имевшими место чисто силовыми акциями — сожгли музей,
напали на тебя утречком… Что же, сообразив, что мы твердые ребята, прониклись
уважением и решили принести деньги в клювике? Не верится…
— Тут я тебе, извини, не советчик, — сказал Мазур. —
Во-первых, не моя епархия, во-вторых, нет у меня в с е й информации…
— Да я понимаю. Просто мне, Вова, тоже иногда необходим
свой доктор Ватсон — чтобы не рассуждать самому с собой, в уме… Тебя такая
аналогия не обижает?
— А, чего там, — сказал Мазур покладисто. — Пусть будет
Ватсон… Ты ведь его подставил, а?
— Ну конечно, — с беззаботной улыбкой сказал Кацуба. —
Если он и есть «враг номер один», хозяин микрофонов — с ним ничего не случится,
а мы завтра утром узнаем, на чем порешили в столице. И наконец-то получим
конкретную персону для разработки. А если этот хлыщ не имеет отношения к
авторам силовых акций — возможны интересные неожиданности. Владельцы микрофонов
о нас заботятся — на свой извращенный манер, правда, но все равно… Нашего
таинственного Дмитрия и его милицейского друга хлопнули поразительно быстро.
Вот и посмотрим…
— А если он завтра притащит пятьдесят тысяч?
— Вот тут уже открывается простор для комбинаций, —
подумав, сообщил Кацуба. — Продумать все нужно идеально. Проще всего будет
взять денежки — а потом взять заказчика за хобот в тот миг, когда он этакого
хамства никак не ожидает… И потом, мы еще не знаем, что у Светки творится, до
чего Роберт наш доискался… Пошли-ка, вытащу Роберта в кабак и побеседуем о
наших новостях. Он уже должен вернуться.
Они спустились этажом ниже. Кацуба энергично постучал, потом
повернул ручку. Дверь открылась легко.
Кацуба вдруг обернулся, поднес палец к губам. Мазур тут же
вспомнил, в чем тут неладное: еще в машине, когда въезжали в Тиксон, Кацуба
настрого наказал — оставаясь в номере, запирать дверь на ключ, а ключ оставлять
в замке, во избежание разных сюрпризов…
Он заглянул в комнату через плечо майора. Ощутил сосущую
опустошенность — н а ч а л о с ь…
Кацуба, сделав два упругих, бесшумных шага, оказался рядом с
Шишкодремовым, застывшим в нелепой позе, — полулежит, верхней половиной тела
припав к дивану, словно почувствовал себя плохо, успел дотащиться, а вот
прилечь не хватило сил… Нагнулся, не делая ни одного лишнего движения,
перемещаясь с быстрой грацией хищника, прижал два пальца к шее Шишкодремова
пониже уха. Застыл на несколько секунд, глядя в пространство пустым, холодным
взглядом, с напряженным лицом, прямо-таки жутковато контрастировавшим с
реденькой интеллигентской бородкой. Теперь Мазур знал, с каким лицом майор
убивает и как тогда выглядит…
Кацуба выпрямился, повелительно махнул Мазуру, и тот кинулся
в коридор, на пару шагов опередив майора. Тщательно прикрыв за собой дверь,
Кацуба отшатнулся от нее, замер в ожидании.
В высоченном прохладном коридоре стояла сыроватая тишина, с
улицы не доносилось ни звука, и Мазур посреди этой сумрачной тишины
почувствовал себя персонажем ночного кошмара, приснившегося кому-то другому. В
голове назойливо крутилась фраза из какого-то фильма: «Мы все погибли здесь,
выполняя приказ, мы все погибли здесь…»
— Все, — тихо сказал Кацуба. Лицо у него было мертвое.
— Никого. Значит, н а м ловушку не готовили, и на том спасибо…
— Пистолет? — шепотом спросил Мазур.
— Нож, определенно. Под левую лопатку. Дельный удар,
точный. Не лопух бил… Пошли. В милицию позвонить надо…
Глава 15
Кабацкие напевы
Ресторан был под стать гостинице — исполинских размеров,
занимал все левое крыло нижнего этажа. Хватало и толстенных колонн, и лепнины,
и зеркал, а вот клиентуры не хватало, хоть ты плачь. Когда они пришли сюда
впервые, сразу определили, с первого взгляда, каким именно манером
администрация ввела свои новшества, протягивая ножки по одежке. Добрых три
четверти великанского зала было погружено в полумрак, и столики там выглядели
так, словно за них никто и не садился с момента торжественного открытия. Так
оно наверняка и было. Чтобы попасть на ярко освещенную четвертушечку,
приходилось пройти немалое расстояние в полутьме, слегка оживляемой негромкой
вечерней жизнью, — у колонн вольготно обнимались парочки, в самом темном углу
кому-то начищали морду лица, делая это хватко и почти бесшумно, без стандартных
пьяных воплей, а значит, люди были по здешним меркам серьезные.