— Что молчишь? Язык в жопу ушел?
— Это какое-то недоразумение, — повторил Мазур. —
Позовите моего начальника…
— Ага, сейчас приведу. Тебе, может, еще и блядей с
шампанским? — Он нависал, как глыба, пару раз делал вид, что собирается
ударить, и Мазур исправно отшатывался, делая слабые попытки заслониться рукой.
— Или адвоката тебе припереть? Нет у нас в городе адвокатов, был один, да на
той неделе до белой горячки допился, в Завенягинск повезли… Тут тебе, козел, не
столица, что захотят, то и сделают, понял, нет? До твоей столицы — как до Китая
раком!
Появилась стерва Елизавета, гоня перед собой молоденькую
девицу, судя по белому передничку, то ли здешнюю горничную, то ли буфетчицу, и
благообразного седовласого мужичка в пижаме, явно выдернутого из своего номера.
Началась рутина — сначала обоим предъявили гражданина
Микушевича и кратенько объяснили, что сей тать и педофил успел тут сотворить
охального. Потом повели их в гостиную лицезреть девицу, все еще старательно
хныкавшую. Мазур закрыл лицо руками, исправно притворяясь, что переживает
жуткий душевный раздрай, а также нешуточную тревогу.
— Руки! — рявкнул мучитель. — Руки убери! На меня
смотреть!
— Слушайте, да что за глупости… — промямлил Мазур очень
даже испуганно. — Ну не трогал я ее!
— Это ты прокурору споешь!
Другие двое стояли по сторонам, время от времени шумно
переступая с ноги на ногу, делая вид, что вот-вот врежут по почкам.
Классическая обработка, вполне способная вогнать в депрессию человека мирного,
психологического тренинга в жизни не проходившего, сроду не игравшего со
смертью в орлянку…
Мазур украдкой покосился на единственного обмундированного
члена команды. Что странно, он как раз никакого рвения не проявлял, сидел в
сторонке и, такое впечатление, хотел, чтобы все побыстрее кончилось. «А может,
это и не милиция вовсе? — подумал Мазур. — Может, он для них попросту служит
прикрытием, и шустрые ребятки имеют честь украшать своими персонами ряды
какого-нибудь иного крутого ведомства?»
Помаленьку он стал все больше утверждаться в этом мнении.
Сидел, жалобно бубня, что он здесь ни при чем, что все это — трагическое
недоразумение. Его продолжали пугать в три голоса, наперебой расписывая ужасы
здешних камер и лютую свирепость будущих сожителей, которые ему покажут
кузькину мать.
Наконец понятых вытурили, а следом выпроводили Елизавету.
Принесли несколько листочков бумаги, исписанных крупным, неустоявшимся
почерком, сунули Мазуру под нос и велели прочитать, предупредив, что если
попытается порвать, получит по хребту.
Он узнал, что, проходя по коридору, встретил
несовершеннолетнюю гражданку Кузину Веронику Николаевну, каковую и зазвал к
себе в номер с помощью самого низкого коварства, попросив помочь ему разобрать
неразборчиво написанное на конверте название одной из здешних улиц — его,
видите ли, попросили передать кому-то письмо, а он не возьмет в толк, как
называется улица… Когда доверчивая девочка оказалась в номере гражданина
Микушевича, означенный предложил ей за денежное вознаграждение вступить с ним в
интимные отношения извращенным способом, а получив отказ, зверем накинулся на
бедное дитя и принялся срывать одежду. Трагический финал предотвратил
совершенно случайно проходивший по коридору старший лейтенант милиции Никитин…
«Так и есть, — подумал Мазур. — Все остальные фигурируют в
сем историческом документе вовсе без фамилий, как «призванные на помощь
граждане». Интересно, что за контора прикрылась индифферентным к происходящему
старлеем? Серьезная, если он вынужден плясать под их дудку, что твоя Каштанка…»
Вслед за тем сунули под нос протокол и рыкнули:
— Подписывай!
— Не буду, — твердо сказал Мазур.
И отказывался напрочь, как ни маячили возле физиономии
ядреные кулаки. За все время его и пальцем не тронули, что внушало некоторые
надежды.
— Ладно, — распорядился главный. — Поехали. Сейчас в
дежурке с тобой сержанты потолкуют, потом в камере добавят вовсе уж
обстоятельно…
На нем сноровисто защелкнули наручники и потащили к дверям.
Мазур, почувствовав приближение решающего момента, воззвал голосом, способным
разжалобить и камень:
— Мужики, да подождите, в самом деле! Может, как-то
договориться можно? Я же вам не бич подвальный, в самом-то деле!
— Деньги совать будешь? — с любопытством спросил
главный. — Еще одну статью заработать хочешь?
— Да нет, какие деньги! — орал Мазур, старательно
упираясь каблуками в пол, выдираясь. — Давайте по-человечески, мужики! Может,
можно как-то?
Его, согнув пополам, уже почти вытолкнули за дверь — и тут
он услышал наконец-то голос главного:
— Погодите-ка… Посадите клиента.
Мазура тычком пихнули в кресло, он ушиб о поручни скованные
за спиной руки, зашипел от боли сквозь зубы. Подняв голову, обнаружил, что
остался один на один с главным, а дверь спальни тщательно прикрыта. И мысленно
возликовал — клюнуло…
— Хреновые дела, Володя? — спросил главный, присевший
напротив него на постель.
Особого сочувствия в его голосе не было — так, намек на
простые человеческие чувства, таящиеся на дне души даже суровых службистов.
— Куда уж хреновее… — согласился Мазур.
— Положение у тебя паршивое. Даже если твои ученые
дружки побегут жаловаться мэру, это тебя, Володя, не спасет. Мэр мэром, а
органы органами. Дело чистое, санкцию на тебя прокурор выпишет не глядя.
Конечно, могут тебя в конце концов вытащить, через родимую столицу, но пока все
это устроят, париться тебе на нарах в херовейшей компании, и жизнь у тебя там
будет вовсе уж печальная… Оно тебе надо?
— Ладно, — сказал Мазур, втягивая голову в плечи,
сутулясь. — Я ведь тоже не вчера родился… Что от меня-то нужно?
— Ты свое положение хорошо прочувствовал?
— Да куда уж там… — боязливо огрызнулся Мазур. — На
черта мне такое положение… Нет, ну занесло меня…
Собеседник повертел меж пальцами взятый со стола значок
мастера спорта:
— И по какому ты, интересно, виду?
— Подводное ориентирование, — сказал Мазур чистую
правду.
— Интересное, должно быть, занятие… Меня, между прочим,
Дмитрием зовут. («Задушевка пошла, знакомо…» — подумал Мазур). — И такое у меня
впечатление, Вова, что не так ты прост, как кажешься. Как-никак — научный
сотрудник…
— В нашей системе ты либо ночной сторож, либо научный
сотрудник, — сказал Мазур. — Порядок такой. Кто не сторож, тот сотрудник, и
наоборот. Еще, правда, лаборанты есть… Я, понимаешь ли, просто плаваю себе, где
укажут…
— Меня это, честно говоря, вполне устраивает… — сказал
Дмитрий. — Володя, я вовсе не зверь, что бы ты сейчас обо мне ни думал, но
таков уж печальный сюжет — надо мной есть начальство, а когда оно приказывает,
следует расшибиться в лепешку. Либо я тебя буду прижимать, либо начальство —
меня…