— Джад, вам плохо?
— Нет-нет. Просто отдышаться надо, вот и все.
Луис сел рядом и раз пять глубоко вздохнул.
— Знаете, так хорошо, как сейчас, мне давно не было.
Понимаю, такое дико слышать, когда хоронишь любимого дочкиного кота, но это
правда, Джад. Мне сейчас необыкновенно хорошо.
Джад наконец отдышался.
— Понимаю, такое случается. Не подгадаешь, когда день
хороший или плохой. Конечно, от места очень много зависит. Но особо этому не
доверяйтесь. Вон наркоманы вколют себе дозу и счастливы. Но ведь они отравляют
свои тела, отравляют души. Так и место может быть обманным. Не забывайте, Луис.
Господи, наставь меня на правое дело! Сам ведь я могу и ошибиться. Иной раз в
голове такой кавардак. Наверное, маразм начинается.
— Что-то не пойму, о чем вы толкуете.
— Это место не простое. Тут разные чары действуют… Не здесь
именно, а подальше, куда мы путь держим.
— Неужели…
— Пошли, — оборвал его Джад и поднялся. Луч фонаря скользнул
по груде валежника. Джад смело направился к ней. Луису тут же вспомнился свой
лунатический кошмарный поход. Что там говорил Паскоу? НЕ ПЕРЕСТУПАЙ ЭТОТ
БАРЬЕР, КАК БЫ ТЕБЕ НИ БЫЛО НУЖНО, ДОКТОР. ЕГО НЕЛЬЗЯ ТРОГАТЬ.
Но сегодня это предупреждение — наяву ли, во сне — казалось
далеким-далеким, за много лет назад. Сейчас Луис силен и здоров, готов
справиться с любыми невзгодами, готов к самым расчудесным чудесам. И все ж таки
происходящее казалось ему сном.
Джад повернулся к нему, лица под капюшоном не видно, словно
вообще нет, и Луису вдруг почудилось, что перед ним Паскоу. Скользни лучом
фонаря по капюшону, и взору предстанет оскаленный череп. Ледяной волной накатил
страх.
— Джад, может, не стоит туда лезть. Ноги, чего доброго,
переломаем да и закоченеем — домой-то путь неблизкий.
— Держитесь за мной, — коротко сказал Джад. — И вниз не
смотрите. Не останавливайтесь и не смотрите. Я знаю, как пройти. Только быстро,
не мешкая!
Луису и впрямь стало казаться, что он еще не пробудился от
дневной дремы. НАЯВУ Я Б И БЛИЗКО К ЭТОМУ ЗАВАЛУ НЕ ПОДОШЕЛ. ВСЕ РАВНО ЧТО
ПЬЯНОМУ С ПАРАШЮТОМ ПРЫГАТЬ. НО, ПОХОЖЕ, ПРИДЕТСЯ ЛЕЗТЬ… ЗНАЧИТ, ЭТО СОН.
Джад взял чуть влево от середины завала. Пятачок света
высветил кучу… костей?.. поваленных деревьев, сучьев и веток наверху. Джад
подкрутил фонарь, пятачок света сделался уже и ярче. Даже не осмотревшись,
старик стал карабкаться вверх. Нет, не карабкаться, а проворно лезть, будто по
склону холма или на песчаную дюну. Легко, как по лестнице, забирался все выше.
Видно, и впрямь знал, куда ступить.
Луис так же бойко полез следом, не задумываясь, куда ставить
ногу, не выискивая сук покрепче. Странно: в душе жила уверенность, что ничего
плохого с ним в этом месте не случится, разве что сам оплошает. Глупая
уверенность. Вроде той, когда несешься на машине с заляпанными грязью окнами,
но веришь, что все обойдется, лишь потому, что на шее — медальон с ликом
святого Христофора, покровителя путников.
Однако уверенность помогла Луису. Ни одна веточка
предательски не хрустнула под ногой, ни разу не ступил он в страшный прогал, с
торчащими, как иглы, побелевшими от времени и дождей острыми сучьями, которые
так и норовят проткнуть, распороть, оцарапать до крови. Ни разу мягкие туфли
(не лучшим образом приспособленные для лазания по кучам валежника) не
заскользили на бархатистых замшелых стволах. Он не споткнулся, не покачнулся
под неистовыми порывами ветра, завывавшего в густом ельнике.
Луис заметил Джада — тот постоял на вершине и начал
спускаться, точно проваливался: сначала по колено, потом по пояс… Луч фонаря
выхватывал из тьмы ветви деревьев уже по другую сторону… барьера. Да, именно
барьера. Преграда на пути. Так стоит ли притворяться, будто это обычная куча
валежника.
Вот и Луис добрался до вершины, на миг задержался, уперев
правую ногу в толстый сук, торчавший из кучи, левой нащупав не очень-то
надежные, пружинящие ветви — может, сухие еловые лапы? Но вниз не посмотрел,
лишь перекинул тяжелый пакет с Чером в левую руку, а лопату — в правую.
Подставил лицо ветру, бесконечному и неистовому, ерошившему волосы. Вдохнул
холод ясного и… бесконечного вечера.
Спокойно, даже небрежно начал спускаться. Раз толстая, с
руку, ветвь вдруг с треском обломилась под ногами, но Луис и ухом не повел,
лишь переставил ступню чуть ниже на сук потолще. Даже не покачнулся. Теперь он,
похоже, понял, как офицеры во время первой мировой разгуливали под градом пуль
по брустверам окопов и еще беспечно насвистывали. Безумие, но именно оно и
упоительно.
Луис спускался, не сводя глаз с маячившего впереди фонарика.
Вот Джад остановился, подождал. На земле Луиса охватила бесшабашная радость —
точно бензину в костер плеснули.
— Перелезли-таки! — воскликнул он. Бросил лопату на землю,
хлопнул Джада по плечу. Вспомнилось, как мальчишкой он залез на самую вершину
яблони, тонкие ветви гнулись под ним. И сейчас, как и двадцать лет назад, он
чувствовал себя молодым, все внутри пело. — Перебрались-таки!
— А вы что, сомневались? — спросил Джад.
Луис хотел было сказать что-нибудь вроде: А КАК ЖЕ? НАМ ЕЩЕ
ПОВЕЗЛО, ЧТО ЖИВЫ ОСТАЛИСЬ! Но промолчал. Ведь никаких сомнений у него и не
было. С того момента, как Джад подошел к завалу, ни страха, ни беспокойства — а
как назад доберемся? — он не ведал.
— Не очень, — сказал он наконец.
— Пошли. Нам еще чуток, мили три осталось.
За «барьером» тропа продолжалась, местами очень широкая, и,
хотя фонарик выхватывал лишь полоску посередине, Луис чувствовал, что деревья
отступили, шагалось свободнее. Он даже приметил в вышине звезды — значит, кроны
деревьев не смыкались над тропой. Раз что-то или кто-то прыгнул на свет фонаря
впереди, сверкнули зеленые глаза — и ОНО исчезло.
Иногда тропа суживалась так, что кусты цепляли Луиса своими
мертвыми пальцами за воротник куртки. Он все чаще менял руки с тяжелой
поклажей, но плечи уже ныли. Наконец, поймав нужный ритм, зашагал без
остановок, как робот. Или впрямь место это заколдованное, и он подпал под его
чары? Вспомнилось, как еще школьником он с друзьями и подружками отправился за
город. Сначала посидели у костра, потом все разбились на парочки. Забрели они к
самой электростанции, там грунтовая дорога кончалась. Так вот, не успел он
всласть нацеловаться с подружкой, как она запросилась домой или хотя бы
подальше отсюда, потому что здесь вдруг ни с того ни с сего зубы (правда, почти
все с пломбами!) заболели. Луис и сам был рад уйти оттуда. Казалось, сам воздух
вокруг электростанции давит и тревожит. Нечто похожее и сейчас, только стократ
сильнее, и вместо подавленности, наоборот, приподнятость. И еще…