Я засовываю карту обратно, захлопываю дневник и швыряю его на землю.
Болван!
— Дурацкая книжка! — говорю я вслух и пинаю первый попавшийся папоротник. Девчонка все еще качается из стороны в сторону, туда-сюда, и я ее понимаю, понимаю, ясно?! Но меня уже тошнит от этого. Потомушто это тупик, мне больше нечего предложить, и девчонка тоже ничего не предлагает, и я не знаю, что нам делать.
Мой Шум начинает трещать.
— Я не хотел, чтобы так вышло, — говорю я. Она даже не смотрит. — Слышишь? Я с тобой разговариваю!
Но ничего. Ничего, ничего, ничего.
— Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ДЕЛАТЬ!!! — ору я во всю глотку, вскакиваю и топаю ногами, пока голос не срывается на хрип. — Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ДЕЛАТЬ! Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ДЕЛАТЬ! Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ДЕЛАТЬ! — Снова поворачиваюсь к девчонке. — ПРОСТИ! Прости, что я втянул тебя в это, но я понятия не имею, что делать, и ПЕРЕСТАНЬ УЖЕ КАЧАТЬСЯ, ЧЕРТ ПОБЕРИ!
— Громко, Тодд, — лает Манчи.
— А-а-а! — Я закрываю лицо руками, потом отнимаю их, но ничего не меняется. Вот какой урок я извлек из того, что меня вышвырнули из родного города: тебе никто не поможет. Ничто не изменится, пока ты сам это не изменишь.
— Надо идти дальше, — говорю я, в ярости хватая рюкзак. — Ты еще не заразилась, держись от меня подальше и иди следом. Я не знаю, что нам делать, но ничего другого не остается.
А она все раскачивается и раскачивается.
— Раз назад нельзя, придется идти вперед.
Раскачивается.
— Я же ЗНАЮ, что ты меня ПОНИМАЕШЬ!
Ноль эмоций.
Меня снова одолевает дикая усталость.
— Хорошо, — вздыхаю я. — Хорошо, если хочешь, оставайся тут и качайся сколько влезет. Мне плевать! Ясно? Плевать я на тебя хотел!
Я смотрю на книжку, которая валяется на земле. Дурацкая книжонка. Но больше у меня ничего нет, поэтому я поднимаю ее, убираю в пакет и кладу обратно в рюкзак, а рюкзак закидываю за плечи.
— Пошли, Манчи.
— Тодд?! — лает он, разрываясь между мной и девчонкой. — Нельзя уходить, Тодд!!!
— Если захочет, пойдет за нами, — говорю я, — а…
Я даже не знаю, что «а» — а если не захочет, пусть остается и умирает? Или бежит обратно — прямо в лапы мистера Прентисса-младшего? Или заражается от меня Шумом и все равно умирает?
Ну что за дурацкий мир!
— Эй, — говорю я как можно мягче, но мой Шум так разбушевался, что толку от этого никакого. — Ты ведь знаешь, куда мы идем? К реке, которая течет между гор. Просто иди вдоль берега, пока не дойдешь до города, ясно?
Может, она меня слышит, а может, и нет.
— Я буду за тобой приглядывать, — добавляю я. — Ты боишься заразиться, но я все равно буду за тобой приглядывать, издалека.
Я жду еще минуту — для верности.
— Ладно, удачи. Приятно было познакомиться.
Я ухожу, но у самых зарослей на всякий случай оборачиваюсь — вдруг одумалась. Нет, девчонка по-прежнему сидит на месте и раскачивается.
Ну, вот и все. Мы уходим, Манчи неохотно плетется за мной и без конца повторяет мое имя.
— Тодд! Тодд! Уходим, Тодд? Тодд! Нельзя уходить, Тодд! — В конце концов я не выдерживаю и шлепаю его по заду. — Ой, Тодд?
— Ничего не знаю, Манчи. Не спрашивай.
Мы пробираемся сквозь чащу на поляну и снова взбираемся на утес, где совсем недавно мы с девчонкой завтракали, любовались пейзажем, и я демонстрировал чудеса дидукцыи.
И где до сих пор лежит ее сумка.
— Черт!
Минуту я разглядываю сумку и лихорадочно соображаю. Что делать, отнести обратно? Надеяться, что девчонка сама ее найдет? Подвергну ли я ее опасности, если отнесу? А если нет?!
Сонце уже полностью встало, и небо синее, как свежее мясо. Подбоченившись, я оглядываюсь по сторонам — так делают все взрослые, когда думают. Смотрю на горизонт, смотрю назад, откуда мы пришли — дымка почти испарилась, и теперь хорошо видно те места, по которым мы недавно шагали. Будь у меня мощный бинокль, можно было увидеть весь наш путь до самого города.
Мощный бинокль.
Я снова опускаю взгляд на сумку.
И уже тянусь к ней, когда до меня доносится какой-то едва слышный звук. Вроде шепота. Мой Шум радостно вздрагивает, и я оглядываюсь: неужели девчонка все-таки пошла за мной? Если честно, это радует меня больше, чем хотелось бы.
Но нет, это не девчонка. Я снова слышу звук. Шепот. Больше, чем шепот. Как бутто ветер доносит чей-то тихий разговор.
— Тодд? — говорит Манчи, принюхиваясь.
Щурясь от солнца, я вглядываюсь в болото.
Что же там такое?
Я хватаю сумку и начинаю в ней рыться. Там полно всяких клевых штук, но мне нужен бинокль. Я достаю его и поднимаю к глазам.
Сплошное болото, и больше ничего — верхушки деревьев, полянки, проблескивающие грязными лужами, потом река с заболоченными берегами… Я отнимаю бинокль от лица и изучаю: всюду какие-то кнопочки, я жму несколько наугад, и картинка становится еще ближе. Вот теперь я точно слышу какой-то шепот. Точно.
Нахожу прорытую в болоте канаву, разбитый корабль. Там все по-прежнему. Поднимаю глаза над биноклем — вроде бы я заметил какоето движение. Снова смотрю в бинокль, поближе к нам, где шевелятся деревья.
Но это всего лишь ветер, так?
Я вожу биноклем тудасюда, приближая и отдаляя картинку, постоянно возвращаясь к тем деревьям. Рядом с ними поляна или вроде того, я навожу фокус на нее.
И смотрю.
Смотрю и смотрю, и нутро у меня скручивается в узел от страха. Сам не пойму, слышу я шепот или нет.
Но глаз не спускаю.
Тут шевеление в листве доходит до поляны, и на нее выезжает сам мэр верхом на коне, а следом еще несколько всадников.
Они держат путь прямо сюда.
12
Мост
Мэр. Не его сын, а сам мэр. В чистенькой шляпе, чистенькой одежде, с чистеньким лицом, прямой спиной и блестящими сапогами. Вапще-то мы, прентисстаунцы, нечасто его видим, особенно последнее время, но когда видим, он всегда выглядит именно так, даже в бинокль. Как бутто он умеет следить за собой, а мы — нет.
Я снова жму на кнопки и как можно сильней приближаю картинку. Всадников пять… нет, шесть, и их Шум без конца повторяет жуткие упражнения, «Я — КРУГ, КРУГ — ЭТО Я», и все в таком духе. Я вижу мистера Коллинза, мистера Макирни, мистера О'Хару и мистера Моргана, все на конях, что само по себе удивительно. Коней почти не осталось — новые-то не рождаются, — и мэр поставил на охрану своего личного табуна целую армию вооруженных мужчин.