— Если будете ссориться, слезайте с меня, —
сказала я.
Трудновато добавить в голос нужной властности, когда ты
лежишь голая, а они тебя держат, но у меня получилось. Ко мне вернулся мой
обычный голос, без придыхания, без сексуальности — мой, и все.
— Не мне решать, ma petite, — ответил
Жан-Клод. — Ричард, мы собираемся ссориться?
Снова от него пахнуло тем же горячим ветром. Полоса жара
прошла как что-то твёрдое по коже. Будто пальцы жара пробежались по мне,
касаясь мест, которые Ричард намеренно обошёл. И когда ищущее тепло стало
гладить между ног, я ахнула и сумела произнести:
— Прекрати! Что бы это ни было, прекрати!
Жар пошёл выше по мне как по живой лестнице.
— Больно? — спросил Ричард, но глядел не на меня,
а на Жан-Клода.
— Нет.
Сила стала ласкать мне груди, будто огромное чудовище
дыхнуло на них жаром. Я задёргалась, закрыла глаза, выгибая шею.
Потом открыла их и увидела лицо Жан-Клода — такое же
благожелательное, непроницаемое, закрытое.
— Все в порядке, ma petite?
Я кивнула. Может быть, я бы сказала что-нибудь другое, но
сила Ричарда гладила меня по горлу, текла по губам, и во рту стало жарко, будто
на язык пролилась горячая вязкая жидкость. Глядя в полночно-синие глаза
Жан-Клода, я прошептала:
— Ричард!
Жан-Клод наклонился ко мне, сильнее прижимая руками
запястья, и чем ниже он наклонялся, тем крепче, получалось, он меня держал. Я
уже открыла губы, но он остановился, чуть не дойдя до поцелуя, и лизнул воздух
над моими губами. Сперва я подумала, что он просто промахнулся, но он поднял
голову и посмотрел на Ричарда:
— Это что за игра?
— Не только вы с ней получили новую силу, когда она
привязала себя к Дамиану и Натэниелу…
Голос Ричарда не был довольным, когда он это говорил, на
самом деле, злость вернулась. И она прямо переходила в силу, так что полоса
обжигающего жара полыхнула у меня вверх по телу и вырвала из горла стон.
Жан-Клод припал ко мне ртом, и вложил в поцелуй силу.
Благословенная прохлада скользнула по языку, в горло, ледяной полосой по телу,
охлаждая весь жар. Как будто сила Ричарда ждала этой минуты — она бросилась
вперёд, и вдруг я оказалась покрыта силой их обоих — моё тело оказалось и
фитилём, по которому поднимался жар Ричарда, и водостоком для прохладной воды
Жан-Клода. Но быть одновременно водой и огнём невозможно. Нельзя гореть и
тонуть в одно и то же время. Моё тело пыталось, оно пыталось быть холодным и
горячим, водой и пламенем, жизнью и смертью. Но постойте! Это последнее, самое
последнее, мы поняли — моя сила и я. Жизнь и смерть, особенно смерть.
У меня сила не просто поднялась — она снесла щиты, как
наводнение сносит плотину, и сила этого потока, столь долго сдерживаемая,
захлестнула нас всех. Не прочь она смыла нас, а бросила друг к другу. Мы стояли
на коленях на кровати, и Ричард прижимался ко мне спереди, а Жан-Клод — сзади.
Говорят, что нет света без тени, добра без зла, мужского без женского, правды
без лжи. Ничто не может существовать, если не существует его прямая
противоположность. Не знаю, правда ли это, но в этот миг я поняла, что одной
противоположности нужна другая, но одновременно существовать они тоже не могут.
Это две стороны одной монеты, но что это за монета? Что за монета, которая
отделяет добро от зла, свет от тьмы, что это, что связывает их вместе, но вечно
не даёт соединиться? Добро и зло, свет и тьма — не знаю, а вот если Ричард и
Жан-Клод — то это я.
Я тот металл, что и разделял их, и связывал. Я — монета, а
они — две стороны меня. Всегда порознь, всегда вместе, всегда различны, но одно
целое. Ричард прижимался ко мне спереди, и будто горел, будто полыхал жаром и
вот-вот вспыхнет пламенем, будто солнце касалось моей кожи. Жан-Клод прижался
сзади, как вода, прохладная, холодная вода, поднявшаяся из самых глубин моря, где
струится она холодная и чёрная, медленная, и плавают в ней незнакомые твари.
Если слишком долго смотреть на солнце — ослепнешь; если нырнуть слишком глубоко
в море — утонешь.
Я закричала, закричала, потому что не знала, что делать с
силой. Я — их монета, но я не знала, как сковать нас воедино. Будто троих
засунуть в одно тело — с чего начать? Как запихнуть?
Но не я здесь была начальником, и не мне было искать способ
сложить три таких здоровенных элемента в одно целое. Прохладная сила Жан-Клода
обтекла меня, охладила ожог, коснулась на краях силы Ричарда и вынесла нас на
поверхность этого метафизического моря. И он сказал почти то, что я думала:
— Я могу так подержать секунду, но когда мы в следующий
раз погрузимся, нельзя сопротивляться. Мы должны отдаться этому, и друг другу
тоже.
— Уточни, что значит «отдаться», — сказал Ричард,
и голос его был хриплым от усилия — будто он сдерживал давление колоссального
веса со своей стороны. Может быть, так оно и было.
— Ты в теле Аниты, а я пью из тебя.
У нас не было времени сказать да или нет, или вообще
что-нибудь. Сила вдруг вернулась, будто мы открыли дверь и увидели, что дом
вокруг нас рушится. Времени не было. Либо мы полетим на волне этой силы, либо
она нас похоронит — похоронит вместе со всеми, кого мы любим, кого клялись
защищать. Отстраненно я подумала, что если бы у нас была четвёртая метка, плыть
на волне было бы легче, но мысль исчезла под напором тела Ричарда. Он был
готов, твёрд и толст, и устроил так, что Жан-Клод таким не будет. Могли быть и
другие способы нас связать воедино, но Ричард лишил Жан-Клода некоторых
вариантов, и меня тоже, просто не дав тому пить. Забавно, как, пытаясь избежать
одного зла, влетаешь с размаху в другое.
Ричард втолкнулся в меня. Я была зажата, а он толст, но как
только он стал в меня вталкиваться, страшный груз силы стал легче. Как будто
тело Ричарда сломало какой-то барьер, будто моё тело — дверь, и мы вломились в
неё.
Раздался сдавленный голос Ричарда:
— Туго, очень туго. Боюсь тебе повредить.
Он навис надо мной будто в упоре лёжа, и потрясающий был вид
между нашими телами. Вид, как он в меня входит.
Я схватила его за руки:
— Не останавливайся, боже ты мой, не останавливайся!
— Ты слишком зажата.
— Это ненадолго!
— Она влажная? — спросил Жан-Клод.
Ричард посмотрел на него — весьма недружелюбно.
— Да.
— Тогда ты её не травмируешь.
— Ты сам говорил, Жан-Клод, ты не так хорошо оснащён, и
не знаешь, как можно травмировать женщину, даже если этого не хочешь.
Я стукнула Ричарда ладонью по плечу — до лица было не
достать. Он уставился на меня, готовый разозлиться.
— Я тебе не Клер! Я тебя хочу, Ричард! Хочу, чтобы ты
был во мне, умоляю, Ричард, пожалуйста. Только не останавливайся!