Область чувств и переживаний представляется мужчине
недостаточно достоверной и убедительной для того, чтобы учитывать ее в своих
суждениях. Это нечто весьма эфемерное, расплывчато-размазанное и, может быть,
даже мало его достойное. Эмоции жестко сцеплены в сознании мужчины с его
ощущениями, они для него вторичны и производны от этих ощущений и восприятий
объективно существующего мира. Мужчине трудно постичь, что мир эмоций и
переживаний может быть первичным по отношению к его ощущениям, что он может
быть неосознаваемой причиной той или иной «объективной картины мира», которую
нарисовало мужское сознание. Мужчина часто наивно полагает, что можно сознательно
управлять своими эмоциями.
Такое отношение к чувствам вовсе не мешает ему получать
эмоционально окрашенные удовольствия (или неудовольствия) от удовлетворения
(или неудовлетворения) его насущных потребностей, но подобные эмоции, надо
думать, не делают его чувствительнее в отношении глубоких и тонких
эмоциональных переживаний и тем более сопереживаний.
Эмоциональное реагирование связано у мужчины в первую
очередь с существованием того или иного значимого для него объекта. Никогда не
приемлет он настроения самого по себе, настроения, так сказать, в чистом виде,
но всегда находит объективную мотивацию своего состояния. Предаваться своим
переживаниям и чувствам, оставаясь наедине с ними, никак не характерно для
мужчины, им движет потребность действий, активности, борьбы, преодолений и
достижений.
Мужчина лучше понимает, нежели чувствует состояние другого
человека, точнее, он понимает и осмысливает состояние и поведение другого в
своей умственной модели, отсекая для себя все иррациональные компоненты в состоянии
и поведении этого другого. Психологическая интуиция совсем не мужское свойство,
психологической интуицией обладает только личность, вмещающая и объединяющая в
себе мужские и женские свойства души.
Свои чувства мужчина объясняет для себя как собственную
эмоциональную реакцию на ту или иную объективную ситуацию, и потому он, как
правило, сторонник разумных, рассудочных разрешений эмоциональных конфликтов,
возникающих между людьми. Глубинная психология эмоционального конфликта для
него сокрыта, удручающе непонятна, он выхватывает и осмысливает в конфликте
лишь объективную поверхность. Нежелание прекратить конфликт, вопреки
«доказанности» его объективной несостоятельности, кажется мужчине проявлением
глупости и ничтожности, и это непонимание, вернее, неспособность проникнуть в
природу конфликта при активном стремлении к его погашению делает мужчину в
эмоционально конфликтных ситуациях агрессивным, авторитарным, самовластным. Для
него подавить конфликт – значит заставить оппонента признать объективную несостоятельность
и невозможность этого конфликта, а вовсе не изменить субъективное отношение к
конфликту, переплавить его в новое качество отношений, заново открыть себя в
этих новых отношениях. И уж, конечно, в конфликте он никогда не будет тайно и
мазохистски упиваться страданием. Он вообще ненавидит всякое страдание и желает
от жизни лишь насыщающего его удовлетворения и удовольствия. Страдание для него
– недолжное состояние, которого следует избегать, от которого следует
освободиться, с которым нужно бороться.
Его высшее наслаждение и восторг – в преодолении различных
объективных трудностей, которые становятся подвластными ему, и в раскрывающихся
вследствие этого путях к возможным вполне реальным удовольствиям и
общественному признанию. Именно в этом мужчина заявляет о себе как о существе
гиперкомпенсаторном, активно преодолевающем свою природную слабость, поскольку
изначально он явно уступает силе женского пола. Мужчине все время необходимо
прилагать усилия, чтобы быть мужчиной и отстоять свою мужественность. Известный
американский сексолог Мани назвал эти усилия мужчины «принципом Адама», или
«принципом маскулинной дополнительности». Без этих усилии мужчина легко
деградирует. Поэтому он и стремится утвердить себя в физической силе и
социальной значимости.
Физическая сила и крепость ценится мужчиной как значительный
и важный фактор в овладении доступным ему миром, поскольку здесь побеждает
наиболее физически мощный и активный. В его увлеченности физическими
упражнениями и спортом всегда таится унизительный для него страх оказаться
слабосильным в экстремальной ситуации. Для утверждения собственной силы мужчине
мало физического совершенствования своего тела, ему, поклоннику и изобретателю
всякого рода техники, которая непомерно увеличивает его физическую мощь, потребны
еще и социальные контакты. Он – инициатор общественных союзов и конструктор
социальных механизмов.
Утверждая свою силу и социальную значимость, мужчина всегда
пытается, согласно своим замыслам, как-то изменить, переделать, перестроить
доступную ему реальность. Практикой желает он подтвердить свое познание, и это
так понятно – осмысление механизма или принципа того или иного объективно
существующего явления всегда прельщает возможностью использовать его в
практической деятельности.
Социальная активность, общественная деятельность есть
исконно мужское свойство, мужчина чувствует себя недостаточным и ущербным, не
имея возможности воздействовать на социум. Там, где мужская социальная
инициатива и активность блокируется и преследуется (например, в тоталитарном
обществе), мужчина почти обречен на деморализацию, деградацию и даже
дегенерацию. Мужественность – основной катализатор социального котла, в котором
возникают, развиваются, распадаются и исчезают все бесчисленные виды
общественных движений и установлений. Человеческая история – история мужской
социальной активности.
Истина для мужчины должна быть непременно объективно
доказана, подтверждена, обоснована. «Объективность» и «истинность» для него –
синонимы, он иной раз так верит в объективность истины, что никакой истины ему
уже не нужно, достаточно одной «объективности». С этим в известной мере
согласуется и атеистическая склонность мужчины – чисто мужское самообольщение.
В силу того, что понимание природы мира и человека в
исторические времена формировалось в основном мужчинами как полом социально
наиболее активным, мужская ценностная ориентация, на которой как бы заквашено
общественное сознание, определила, так сказать, монополию объективной
действительности в познании всей действительности. Умение мыслить объективно
стало залогом здравомыслия, чисто мужская объективно-аналитическая форма
мышления превратилась чуть ли не в социальный норматив.
Однако вся доступная человеку реальность не сводится к одной
только объективной реальности, ему доступен также и его собственный внутренний
мир, откровения, интуиции, образная символика, переживания этого мира. Но
сознание мужчины склонно считать и это все лишь отражением мира объекта. В
связи с этим весьма интересна эстетика типичного мужчины. Она базируется у него
на привлекательной предметности и стимуляции чувственных потребностей, она
грубовата и неизысканна, в ней мало субъективных резонансов, но много любования
«объектом». Мужчина ценит и любит технический дизайн, прикладную эстетику, но
высокое искусство может оставлять его совершенно равнодушным, он не находит
душевного созвучия с ним, потому что оно заявляет о другом, непонятном ему
мире, ценности которого вне поля его объективного существования.