— Вот мерзавка, — сказал злодей своему наперснику
по разврату, — которая когда-то меня ограбила; я должен был бы отвести ее
к виселице, если бы послушался голосу долга, но я хочу спасти ей жизнь; однако,
чтобы избавить от нее общество, возьмите воровку и заприте ее в надежное место
наверху: там будет ее тюрьма на десять лет, если она будет хорошо вести себя, и
эта темница станет ее гробом в противном случае.
Лафлер тотчас схватил Жюстину и начал выводить ее из
кабинета, но она принялась кричать достаточно пронзительно, — чтобы быть
услышанной на улице. Взбешенный Сен-Флоран обмотал ей голову полотенцем, связал
руки и вместе с лакеем утащил несчастную на чердак и бросил в комнату с
крепкими запорами, где не надо было опасаться ни ее воплей, ни ее бегства.
Она не пробыла там и часа, как вошел Сен-Флоран, его
сопровождал Лафлер.
— Итак, — сурово спросил хозяин, — вы все еще
продолжаете упрямиться?
— Желание у меня прежнее, — высокомерно заявила
Жюстина, — а вот возможностей больше нет.
— Тем лучше, — одобрительно сказал
Сен-Флоран, — значит я буду действовать против вашей воли, что отвечает
моим желаниям. Разденьте эту стерву! Ах вот оно что! — оживился он, увидев
роковое клеймо. — Сдается мне, что моя милая племянница не всегда была
такой добродетельной, какой хочет представить себя перед нами: вот они,
презренные знаки, которые свидетельствуют о ее поведении.
— А ведь и правда, господин, — заметил
Лафлер, — эта плутовка может нас скомпрометировать; когда вы насладитесь
ею, я вам советую поместить ее в надежное место, чтобы никто больше о ней не
слышал.
— Сударь, сударь! — с нетерпением перебила его
Жюстина. — Соблаговолите сначала выслушать меня, прежде чем судить.
И бедняжка рассказала историю злополучной печати. Но
несмотря на всю ее искренность и откровенность Сен-Флоран с недоверчивым видом
стал осыпать насмешками и оскорблениями и подвергать унижениям эту ангельскую
душу, которая имела в глазах Всевышнего бесконечно больше достоинств, чем он
сам. Два чудовища жестоко и бесцеремонно обошлись с обнаженной девушкой,
принудив ее к омерзительным услугам, и не помогло ей ни отвращение, ни
сопротивление.
— Ты не знаешь, — спросил хозяин у лакея, —
не привели ли девчонку?
— Уже пора, господин: вы знаете пунктуальность ваших
людей.
— Тащи ее сюда.
Пока слуга выполнял распоряжение, бессовестный распутник
развлекался с нашей героиней всевозможными способами, один отвратительнее
другого. О печальные следствия исступления! Видимо, человек совсем теряет
разум, когда делается рабом своих капризов, и тогда не видно никакой разницы
между ним и сумасшедшим. Злодей, скорее из желания унизить беззащитную девушку,
чем подчиняясь велениям своей похоти (о какой похоти можно говорить при столь
мерзких поступках!) — так вот, негодяй плевал на пол и заставлял Жюстину
вычистить плевки языком. Она отказывалась, в ней все еще чувствовалась
гордость. Сеи-Флоран схватил ее за шею и пригнул ей голову.
— Подлейшая тварь, — сказал он, подчиняя ее своим
грязным желаниям, — ты все так же упорствуешь; неужели тебе непонятно, что
ты должна, в своих интересах, предупреждать мои желания, а не капризничать?
Тебе придется еще хуже, когда приведут сюда мою жертву…
И вот эта жертва появилась. Это был восьмилетний ребенок в
таком истощенном состоянии и в таких жутких лохмотьях, что не должен был,
казалось, внушать иных чувств кроме жалости.
— Раздень девчонку, — приказал Сен-Флоран
изумленной Жюстине, — я хочу получить ее из твоих рук. А ты, Лафлер,
подготовь мой член.
Поглаживая ягодицы своего наперсника, распутник смотрел, как
оживает его инструмент под умелыми руками, затем снова обратился к нашей
героине:
— Теперь приготовь проход, оближи влагалище этого
ребенка и не жалей слюны.
Направляемый лакеем, Сен-Флоран приступил к атаке и одним
толчком овладел редутом; жертва кричала, дергалась, плакала, царапалась — ничто
не могло поколебать его, напротив, он хотел сделать себе еще больнее и с этой
целью предоставил ей полную свободу действий. Что касается нашей бедной сироты,
ей предстояло служить мишенью во время жертвоприношения. Лафлер улегся на
кровать, привлек к себе Жюстину, насадил ее влагалище на свое копье и подставил
ее зад Сен-Флорану. Тот, взявши в руку длинную стальную иглу и продолжая
совокупляться, вернее, раздирать внутренности ребенка, с наслаждением колол
прекрасную плоть, белевшую перед ним; при каждом уколе брызгала кровь, и когда
ею оказались залиты бедра несчастной и лицо девочки, только тогда он решил
переменить позу.
— Приступим к заднице! — сказал он Лафлеру. —
Ты будешь содомировать Жюстину в таком же положении, а я переверну свою
маленькую потаскушку.
Но сначала девочке было ведено повернуться задом к Жюстине,
которой велел увлажнить ей задний проход; Сен-Флоран приступил к содомии,
Лафлер тоже вставил кол в заднее отверстие, и теперь перед злодейской иглой
предстало влагалище Жюстины.
— Ах, черт возьми, — восторгался Сен-Флоран, —
какое наслаждение — колоть вагину, прочищая задницу!.. Ну что, щдюха? Сейчас я
нашпигую тебя как пулярку — так, кажется, ты выразился, Лафлер?
Скоро все части тела, которые Жюстина предложила своему
мучителю, были сплошь залиты кровью.
— Вот в таком состоянии я окажу ей честь еще
раз, — произнес Сен-Флоран, выбираясь из заднего прохода девочки и
вторгаясь во влагалище, которое только что истязал. — Вот так надо
наслаждаться женщиной! Пусть мои бедра пропитаются кровью, которую пролила моя
ярость.
Затем он вдруг привстал, выдернул лакейский член из зада
Жюстины и вставил туда свой.
— Залезай под нее, — сказал он Лафлеру, — и
отплати моему седалищу за то, что я тебе помешал; ты же не думаешь, что мой
анус не стоит дырки этой потаскухи?
Теперь роковая игла терзала ягодицы маленькой жертвы;
Сен-Флоран возбуждался все сильнее, его сперма уже была готова прорвать
преграды; он сношался в зад, его содомировали, он истязал жертву — что еще
может быть сладостнее для либертена!
— Эгей!., Эгей!.. Эгей! — выкрикивал он (эту
особенность его страсти мы описываем слово в слово). — Эгей! А ну, подайте
мне ножи, кинжалы, пистолеты… я буду убивать, я буду уничтожать… я хочу
разорвать в клочья все, что попадет мне под руку!
Наконец семя, вырвавшееся из адских яичников этого исчадия
распутства, внесло некоторое спокойствие в обстановку и дало жертвам
возможность прийти в себя.
— Жюстина, — сказал Сер-Флоран после короткой
паузы, — я уже говорил, насколько важно для меня, чтобы предмет моего
наслаждения исчез сразу после того, как удовлетворит меня. Вы можете дать
клятву, что немедленно покинете Лион? Только в этом случае я верну вам свободу:
если через два часа вы еще будете в городе, знайте, что наказанием за
непослушание будет для вас пожизненная тюрьма.