Жюстина, или Несчастья добродетели - читать онлайн книгу. Автор: Маркиз Де Сад cтр.№ 172

— Ах, невинная курочка, — сказал главарь, — как только ты могла подумать, будто люди, которым ничего не стоит пробудить жалость в других, отличаются сентиментальностью? Знай же, дурочка, что наши сердца тверды как скалы, служащие нам крышей. Мыслимо ли, чтобы бесчисленные преступления, которые мы творим ежедневно, оставили в наших душах хоть капельку жалости? Так что не надо упрямиться, тварь, тебе придется несладко, если ты заставишь меня повторять дважды.

Жюстина не нашлась, что возразить на это; ее нижние юбки упали к ногам и открыли жадным взорам возбужденной толпы самое прекрасное женское тело, какое только ей приходилось видеть. Беззащитная жертва любопытства развратников обоего пола, наша прелестница тотчас оказалась в плотном кольце, и ее принялись ощупывать, гладить и целовать, причем женщины были не менее пылкими, чем мужчины, как вдруг один из них (сын атамана) заметил злосчастное клеймо и обратил на него внимание присутствующих.

— А это что такое, малышка? — удивился один из придворных. — Мне кажется, с такой печатью тебе нечего нас бояться, эти стигматы делают тебя нашей сестрой, стало быть, не стоит строить из себя недотрогу. тогда Жюстина рассказала историю своей жизни, но опять, как в доме Сен-Флорана, сделала это без особой охоты, поэтому ее уверили, что такое невинное приключение не уронит ее в глазах присутствующих и что больше не надо кутаться в одежды целомудрия. Такая сдержанность, сказали ей, судя по тому, что она продемонстрировала, скорее повредит ее репутации, нежели завоюет симпатии.

— Дитя мое, — заявил главарь, обнажая свое плечо, на котором красовался точно такой же знак, — ты видишь теперь, что мы с тобой похожи, поэтому не стыдись больше того, что сближает тебя с твоим вожаком, и знай, что для нас такие печати — вовсе не позор, а заслуженная и почетная награда; поцелуй мою, а я прижмусь губами к твоей. Нас здесь тридцать человек заклейменных: вот каким людям ты даешь милостыню, вот кто обладает талантом разжалобить тебя и выудить экю из твоего кармана от имени Господа, на которого нам наплевать. Пойдем со мной, милый ангел, — продолжал он, увлекая Жюстину в отдельную пещеру, — эти старцы — мои подручные, мы с ними проложим дорожку, расскажем обо всем остальным, потом уступим им место, если оно того стоит.

Всего было шесть стариков, которым предстояло атаковать Жюстину. В подвале, куда ее привели, горели яркие лампы, положенные на пол матрацы представляли собой довольно приличное ложе: это был будуар этих господ.

— Сначала отдайся нашему атаману, Жюстина, — сказал один из них, — потом мы будем подходить в порядке возраста. Кстати, обычно мы предаемся утехам плоти на глазах друг друга, поэтому не смущайся, девочка, что мы будем свидетелями твоего послушания.

Гаспар первым приступил к Жюстине, но будучи слишком изношен, чтобы насладиться, он довольствовался предварительными процедурами и, повозившись четверть часа, сбросил скудное семя ей на грудь, между двух упругих полушарий.

Следующий, Раймон, побывал в свете: когда-то он был известным в Париже жуликом. Его страсти были более изощренными и требовали большего: он слизал сперму, оставленную своим собратом, заставил Жюстину лобзать себе задницу и, наконец, кончил ей в рот.

Таро раньше был священником, и вкусы его были более утонченные; он унаследовал наклонности служителей иезуитского ордена, где прошли его юные годы, и поскодьку орган у него оставался еще тверд, содомит овладел задом и орал как дьявол, изливая сперму.

Рибер родился грубым, и его страсти несли на себе отпечаток его злобной души: он заставил Жюстину ласкать себя и осыпал ее пощечинами; ее щеки горели, когда он утолил свой пыл около входа во влагалище, так как не имел ни желания, ни сил удовлетвориться другим способом. Верноль, такой же злодей, как и его товарищ, проявил свою страсть по-иному: он сношал Жюстину во влагалище, теребя при этом ее уши, и камертоном его наслаждению служила испытываемая ею боль.

Можен лобзал зад, кусал ягодицы, он хотел повторить подвиг Гаро: оба отличались теми же пороками, но силы у них были разные. Обманутый в своих ожиданиях, Можен сбросил семя у подножия своего идола, и стоны, которые он испускал, выражали одновременно и его огорчение и его блаженство.

— Заходите, дети, — сказал главарь остальным, выйдя из пещеры вместе со своими приближенными, — это создание стоит того, чтобы его попробовать… Только не толпитесь, соблюдайте порядок и установите очередь. Пусть перемешаются мужчины и женщины, я не против удовольствий, но и в них надо соблюдать хоть чуточку порядка.

Среди них было восемь или девять мужчин, которые знали в жизни только мальчиков, и пять или шесть женщин, которые боготворили Венеру лишь в одеждах Сафо, поэтому осталось около тридцати человек обоего пола, с которыми предстояло иметь дело нашей героине. Все происходило упорядоченно, но от этого она измучилась не меньше. Вынужденная подставлять то влагалище, то зад, зачастую и рот и подмышки, принуждаемая ласкать мужчин и женщин, принимать тысячи поцелуев, один отвратительнее другого, выдерживать побои, порку розгами, пощечины, укусы, щипки, несчастная вышла из этой схватки похоти и жестокости в таком состоянии, о котором лучше не рассказывать читателю. Даже дети осквернили ее своими недетскими прихотями, а Жюстина, вечно сострадательная, вечно рабыня, вечно униженная, отдавалась неизбежному с покорностью, источник которой был далеко-далеко от ее сердца.

Когда все стихло, ее отвели в пещеру, где позволили отмыться и очиститься, и поскольку пришло время обедать, Жюстину усадили за стол вместе со всей шайкой в просторном подземном зале. Разговор вели только о недавно испытанных удовольствиях, женщины выражали свое мнение так же вольно, с тем же бесстыдством, что и мужчины, и бедная Жюстина призналась себе, что даже у монахов обители Святой Марии она не находилась в столь непристойном обществе.

Впрочем, сам обед был великолепен: на столе в изобилии было все, что делало его изысканным и сытным. В пещере по соседству с залом было устроено подземелье, увешанное мясными тушами и дичью, где каждый день занимались кухней один мужчина и трое женщин. Пили много, и застолье сменилось общим сном. Тогда к Жюстине подошел бывший иезуит и тихо прошептал:

— У вас, дитя мое, самая красивая задница на свете, я даже не успел как следует порезвиться в ней, поднимайтесь и пойдемте со мной: пока все спят, мы уединимся где-нибудь в уголке.

В таком одиночестве, оставленная всеми, Жюстина, естественно, обрадовалась, встретив человека, который проявил к ней интерес. Она посмотрела на говорившего и, найдя весь его вид более пристойным, чем у остальных, увидев довольно приятное лицо и почувствовав в этом человеке несомненный ум, она и не подумала его оттолкнуть. Новый поклонник нашей героини завел ее в маленькую комнату, соседствовавшую с подвалом, где хранилось вино, чтобы побеседовать с ней; оба сели на какой-то чан, и между ними состоялся примерно такой разговор:

— Как только я вас увидел, дитя мое, — начал Гаро, — вы не представляете себе, какую симпатию вы мне внушили. Ваше очаровательное лицо говорит о вашем уме, ваша сдержанность — о воспитании, ваши речи — о благородном происхождении, и я, со своей стороны, искренне верю, что клеймо, которое вы носите, — это результат несчастья, а не дурного поведения. Не буду скрывать от вас, мой ангел, что я опечален вашим присутствием среди нас, потому что отсюда не так легко уйти, как прийти сюда. Вы сами это понимаете; коль скоро вы не согласитесь заниматься тем же, чем занимаются эти люди, я боюсь, что они будут держать вас здесь силой или убьют, когда насытятся вами. В этой отчаянной ситуации я вижу только один выход для вас: опереться на меня и положиться на мои заботы, а я постараюсь найти средство вызволить вас отсюда.