— Что ты здесь делаешь? — свирепо спросил
антропофаг.
— О сударь, накажите меня, я виновата, мне нечего
ответить…
Несчастная… На свою беду она забыла порвать письмо госпожи.
Жернанд сразу заподозрил неладное, заметил злосчастную записку, достал ее,
пробежал глазами и коротко приказал Жюстине следовать за ним.
Они вошли в замок через потайную лестницу, расположенную под
сводами, там царила гробовая тишина. После нескольких поворотов граф открыл
темницу и швырнул туда Жюстину.
— Глупая девчонка, — сказал он, — я ведь
предупреждал, что такой проступок карается смертью, так что готовься к этому
справедливому возмездию: завтра после трапезы я займусь тобой.
Бедное создание упало к ногам варвара, но жестокосердный,
схватив ее за волосы, бросил на пол и два или три раза протащил по каземату, а
в довершение едва не расплющил о стену.
— Тебе стоило бы немедленно вскрыть все четыре вены, —
злобно проговорил он перед тем, как уйти, — и если я откладываю твою
казнь, будь уверена, что только для того, чтобы сделать ее еще более долгой и
ужасной.
Не поддается описанию ночь, которую провела Жюстина;
мучительные видения, теснившиеся у нее в голове, в сочетании с многочисленными
ушибами — следами гнева Жернанда — сделали ее самой ужасной в жизни нашей
героини.
Надо самому испытать несчастье, чтобы представить себе
жуткое состояние обреченного, который в любую минуту ожидает казни, у которого
отобрана всякая надежда и который не знает, не будет ли очередной вздох
последним в его жизни. Теряясь в догадках относительно истязаний, ему
уготованных, он рисует их в своем воображении в тысячах форм, одна ужаснее
другой. Самый слабый шум кажется ему шагами палачей: его кровь застывает,
сердце его останавливается, и меч, — который разрушит нить его
существования, не так страшен для него, как переживаемый момент.
Очевидно, граф начал расправу со своей жены. Словом, о
событии, которое спасло Жюстину, нам остается только догадываться. Тридцать
шесть часов наша героиня пребывала в ужасном состоянии, описанном выше, наконец
дверь отворилась, и вошел Жернанд. Он был один, глаза его гневно сверкали.
— Вам известно, какая смерть вас ожидает, — начал
он. — Ваша ядовитая кровь будет сочиться по капле, я буду пускать ее три
раза в день, как уже говорилось, я давно ждал этого случая и благодарен вам за
предоставленную возможность.
Монстр, не в силах больше сдерживать свою страсть, взял
Жюстину за руку, надрезал ее и, когда набежало три чашки крови, перевязал рану.
Не успел он закончить, как раздались громкие крики.
— Господин! Господин! — сказала запыхавшаяся
служанка. — Идите скорее, мадам умирает… Она хочет поговорить с вами, пока
не отдала Богу душу.
И посланница тут же повернулась и поспешила к госпоже. Как
бы ни был привычен человек к злодейству, редко случается, чтобы известие о его
результатах не заставило дрогнуть злодейскую душу. При этом на какой-то миг
добродетель входит в свои права, которые тут же вновь уступает пороку. Жернанд
выскочил следом и забыл запереть двери. Жюстина воспользовалась случаем;
несмотря на почти трехдневную диету и на обильное кровопускание, она бросилась
вон из темницы, пробежала через двор и оказалась на дороге, никем не
замеченная… Надо идти, твердила она про себя, идти во что бы то ни стало; если
неправый презирает слабого, все равно существует Бог, который защищает
несчастных и никогда их не покидает
[62]
.
Вдохновленная такими утешительными и химерическими мыслями,
она храбро двинулась вперед и к ночи добралась до какой-то хижины,
расположенной в шести лье от замка.
Считая свою госпожу мертвой, не имея при себе письма, где
был написан адрес ее матери, она отказалась от всякой надежды быть полезной для
несчастной Вольмир и утром пошла дальше, отбросив также мысль жаловаться
кому-либо и намереваясь лишь добраться до Лиона, куда и пришла на восьмой день,
ослабевшая, еле державшаяся на ногах, зато никем не преследуемая. Отдохнув
немного, она приняла решение идти в Гренобль, где ее наверняка должно ждать
счастье (так ей казалось по крайней мере). А мы проследуем за ней, узнаем, что
будет дальше, и поведаем о том читателю, который пожелает снова взять в руки
нашу книгу.
Глава 18
Странная встреча. — Отвергнутое предложение. —
Какую награду получила Жюстина за доброе дело. — Убежище нищих. —
Нравы и обычаи этих людей
Ничто так не способствует размышлениям, как несчастье:
постоянно мрачный, замкнутый в себе, тот, кого преследует фортуна, с горечью
обвиняет всех и вся, не давая себе труда задуматься о том, что, поскольку на
земле милости и превратности судьбы распределены приблизительно поровну,
каждому должна достаться толика тех и других .
Повинуясь порыву, естественному для всех людей в подобных
обстоятельствах, Жюстина была погружена в тягостные мысли, когда на глаза ей
попала газета, где она прочитала, что Роден, тот самый негодяй из Сен-Марселя,
который так жестоко покарал ее за попытку помешать задуманному им детоубийству,
назначен придворным хирургом русской императрицы с очень высоким жалованьем.
«Великий Боже, — с изумлением покачала она головой, — стало быть, мне
суждено небом видеть порок торжествующим, а добродетель в оковах! Ну что ж,
пусть он радуется, этот злодей, раз так угодно провидению, пусть торжествует! А
ты, страдай, несчастная, но страдай молча, без жалоб: таков приговор судьбы,
покорись ему, и пусть твой путь тернист, —сумей достойно пройти его;
награду ты найдешь в своем сердце, а чистые радости стоят большего, нежели
угрызения совести, которые терзают твоих палачей…» Ах, бедное создание, ей было
невдомек, что угрызения не посещают души людей, составлявших несчастье ее
жизни, и что существует эпоха злобности, когда человек не только не тяготится
злом, которое он творит, но напротив, приходит в отчаяние от скудости своих
возможностей творить его еще больше.
Кроткая девушка еще не познала все примеры торжества зла,
примеры, столь печальные для добродетели и столь милые пороку, который не
перестает им радоваться, и развращенность персонажа, которого ей предстояло
встретить, должна была, разумеется, потрясти и удручить ее более, чем все
прежние события, ибо этот человек подверг ее самым кровавым истязаниям.
Она готовилась в дорогу, когда одетый в зеленое лакей
однажды вечером принес ей записку следующего содержания, попросив ускорить
ответ:
«Некое лицо, которое когда-то поступило несправедливо по
отношению к вам, горит желанием увидеться с вами; если вы поспешите, вы узнаете
нечто очень важное, что, возможно, заставит вас изменить о нем мнение».
— Кто вас послал, сударь? — спросила Жюстина у
лакея. — Я не дам ответа, пока не буду знать, кто ваш хозяин.
— Его зовут господин де Сен-Флоран, мадемуазель; он
имел удовольствие встречаться с вами раньше недалеко от Парижа; он говорит, что
вы оказали ему услуги, за