Ночью Хироко предстояло дежурство — сестры распределились так,
чтобы у каждой из них была возможность встретить праздник. Тадаси согласился
работать вместе с Хироко.
Около полуночи обоим пришлось хлопотать над больным ребенком
— у бедняжки открылась сильная рвота. Тадаси улыбнулся поверх головы пациента и
одними губами прошептал:
— С Новым годом!
Потом, когда ребенок заснул и все было убрано, оба со смехом
вспомнили, как встретили Новый год.
— Это стоит запомнить, — смеялся Тадаси. —
Когда наши дети станут спрашивать, как мы провели вместе свой первый Новый год,
можно рассказать им эту историю.
Эти слова встревожили Хироко. Пациенты спали, в лазарете
было тихо, а Хироко и Тадаси сидели за столом, попивая наскоро приготовленный
кофе.
— Не надо так говорить, Тадаси.
— Почему бы и нет? — На этот раз он заметно
осмелел: чаще всего он опасался заводить разговор на деликатные темы, но сейчас
решил воспользоваться шансом. — Нам всем недостает надежды, чтобы
по-прежнему цепляться за жизнь. Ты моя надежда, Хироко. — Это было самое
откровенное признание из его уст, и что бы ни ответила Хироко, Тадаси не жалел
о своем поступке.
— Мне бы не хотелось подавать вам надежду, — не
менее откровенно ответила Хироко. — Вы замечательный друг, Тадаси, но я не
могу обещать вам что-либо, кроме дружбы. Это придется сделать кому-нибудь
другому.
— Неужели ты до сих пор любишь его? — Оба поняли,
о ком он говорит.
— Да, люблю, — тихо отозвалась Хироко, молясь,
чтобы Питер был еще жив. Последнее письмо от него пришло шесть недель назад.
— А если что-нибудь изменится, когда он вернется?
Если он станет другим или сочтет, что ты изменилась? Такое
бывает, особенно в нашем возрасте. — Тадаси не знал, сколько лет Питеру,
но предполагал, что около двадцати.
— Вряд ли такое случится.
— Тебе нет даже двадцати одного года, Хироко. Должно
быть, тебе довелось многое пережить, прежде чем ты попала сюда. Ты приехала в
эту страну, а пять месяцев спустя началась война. Тебе пришлось бросить учебу,
твои родственники потеряли все, что имели, а потом вы оказались здесь. Теперь у
тебя есть ребенок. Все случилось неожиданно, стремительно — тебя словно
подхватил вихрь. Как же можно предполагать, что случится, когда мы выберемся
отсюда? — Следующие его слова больно уязвили Хироко:
— Если бы ты была уверена в нем, вы бы поженились
прежде, чем родился Тойо. Или я ошибаюсь?
— Нет, вы правы, — задумчиво ответила Хироко,
удивляясь, почему вообще сочла нужным объясняться. Ей следовало промолчать, но
Тадаси спас жизнь ей самой и ее ребенку, и Хироко подозревала, что он втайне
влюблен в нее. По-своему, как друга, она тоже любила его. — Я считала, что
это слишком сложно и не правильно. Мне хотелось прежде вернуться в Японию и
спросить разрешения у отца. А потом началась война, и стало уже слишком поздно.
Я не решилась покинуть штат, чтобы выйти замуж. Но… всякое бывает. — И она
произнесла слова, которые потрясли Тадаси. — Он не знает о существовании
Тойо.
— Ты не шутишь? Значит, ты ничего не сказала
ему? — Тадаси не мог представить себе ситуацию, в которой не пожелал бы
услышать такую новость. Хироко не пожелала перекладывать свою ношу на чужие
плечи.
— Мне казалось, что это будет несправедливо. Он станет
считать, что обязан вернуться, даже если не захочет — Значит, ты не уверена
даже в этом? — Тадаси был удивлен и доволен: в некотором смысле положение
оказалось лучше, чем он рассчитывал, но в некотором — гораздо хуже.
— Я уверена только в одном, — тихо ответила
Хироко, — в том, что глубоко люблю его.
— Ему повезло, — заметил Тадаси, глядя на Хироко и
отчаянно жалея, что не он стал отцом Тойо. Неизвестному возлюбленному Хироко
несказанно посчастливилось, а он даже не подозревал об этом. — Возможно,
он не заслуживает такого счастья, — осторожно предположил он.
— Нет заслуживает, — без колебаний возразила
Хироко.
Тадаси взял ее за руку и взглянул в глаза. Другого случая
сделать признание ему могло не представиться.
— Я люблю тебя, — искренне произнес он. — Я
полюбил тебя с первого дня, как только увидел.
— Мне очень жаль… — Хироко печально покачала
головой. — Но это невозможно… Я тоже вас люблю, но не так, иначе…
— А если его уже нет? — Тадаси хотел сказать «если
он не вернется», но оба поняли, о чем речь, и Хироко приоткрыла рот, не в силах
ответить.
— Не знаю, — Она только что сказала, что любит
Тадаси, и вправду любила его — как друга, даже как брата.
— Я могу подождать. Впереди у нас целая жизнь… и
надеюсь, не здесь. — Он улыбнулся, сгорая от желания поцеловать ее, но не
решаясь: этот шаг казался ему ошибочным. Он был прав, поцелуй только встревожил
бы Хироко.
— Это будет несправедливо по отношению к вам. Я не имею
права удерживать вас, Тадаси. Я не свободна.
— Я же ни о чем не прошу, — откровенно сказал
он. — Мне достаточно того, что есть. Мы можем вместе играть в оркестре.
Хироко рассмеялась: эти слова прозвучали нелепо старомодно.
Да и вся жизнь здесь казалась нелепостью.
— Вы отличный малый, — сказала она, пользуясь
излюбленным американским выражением.
— А ты очень красива, и я тебя люблю, — ответил
он.
Хироко покраснела. Тадаси обрадовался, заметив, что она носит
его медальон.
Этим вечером он проводил ее домой, оба казались
умиротворенными. Они пришли к взаимопониманию. Тадаси любил Хироко, и она
любила его как друга, им следовало только подождать и посмотреть, что будет
дальше. Полностью прекратить встречи было бы неловко для них обоих — они
лишились бы дружбы, которой слишком дорожили. Несмотря на все обещания, данные
самому себе, Тадаси наклонился и осторожно поцеловал ее, отстранившись прежде,
чем Хироко успела его остановить. Она обняла его, и они еще немного постояли на
ветру, размышляя, как повернется их жизнь. Затем Хироко пожелала ему доброй
ночи и вошла в дом. Больше ей пока было нечего предложить другу.
На следующее утро, едва поднявшись, Хироко увидела, что один
из охранников снаружи беседует с Таком, и встревожилась. Охранник выглядел
очень серьезным, Так кивал, слушая его, а потом солдат ушел. Так остался на
крыльце.
Тетя Рэй тоже наблюдала за ним. Вскоре она вышла на порог и
застыла в дверях.
— Что все это значит? — спросила она, стоя на
пронизывающем ветру без пальто. Так выглядел так странно, он смотрел на жену,
словно не узнавая ее и не услышав вопроса. — С тобой все хорошо,
дорогой? — Она шагнула ближе, и Так кивнул.
— Кен погиб в Италии, — произнес он, не глядя на
жену. — Сначала его считали пропавшим без вести, но потом нашли
труп, — безучастно проговорил он, словно рассказывал о только что
доставленной посылке. — Он мертв, — повторил Так, а Рэйко в ужасе
уставилась на него. — Я имею в виду Кена — Кен мертв. — Он повторял
имя сына, словно ничего не понимая, и, глядя на него, Хироко поняла, что
случилось страшное. Она бросилась на крыльцо. Такео поворачивался в разные
стороны, повторяя новость для людей, наблюдавших за ними от соседних домов. Его
жена даже не могла заплакать: она слишком перепугалась за мужа.