Тадаси танцевал с Хироко только один раз — больная нога не
позволяла ему большего, но потом Хироко пригласил дядя Так и один из врачей. В
лагере осталось не так уж много достойных партнеров, но Хироко это не заботило.
Ей нужен был только Питер, и все знакомые давно поняли — ее интересуют друзья,
а не поклонники.
Когда Тадаси собрался уходить, Хироко вышла проводить его, и
они немного посидели на крыльце, беседуя о Рождестве, Санта-Клаусе и
праздниках, которые видели еще детьми. Тадаси принес невысокую елочку,
семейство Танака изготовило игрушки и украшения, но все равно это было не то,
что настоящее, большое дерево с покупными гирляндами и сосульками.
— Когда-нибудь, — с теплой улыбкой произнес
Тадаси, уже собираясь уйти, — у нас снова появится все, что было
прежде. — Казалось, он твердо верит своим словам.
Тойо восхищался елкой, нетвердо расхаживая вокруг нее, но,
несмотря на его восторг. Рождество в этом году прошло еще тише. Хироко почти
три года не получала вестей от родителей, ее брат погиб, Кен ушел в армию, а
последнее письмо от Питера пришло еще в ноябре. Такое молчание всегда пугало
Хироко — главным образом от неизвестности. Она не представляла, что с ним
случилось — переводят ли их в другое место, ранен ли Питер, а может, и еще
хуже… Она понимала, что, если с ним что-нибудь случится, она узнает об этом
далеко не сразу. Питер включил Така в список своих близких, которых следовало
оповестить в случае его смерти, но могло пройти месяца два после его смерти,
прежде чем эта весть дойдет до Хироко.
— Спокойной ночи, — пожелал Тадаси, и пар от его
дыхания медленно поднялся над их головами. — Счастливого Рождества. —
На следующий день им предстояло продолжить работу. — Увидимся завтра.
На следующий вечер, встретившись с Ней в лазарете, Тадаси
преподнес ей крошечную коробочку. Там оказался маленький, искусно вырезанный из
дерева медальон с инициалами Хироко на золотой, неведомо как сбереженной
цепочке.
— Тадаси, какая прелесть! — воскликнула Хироко,
вручая ему собственноручно связанный шарф, завернутый в красную бумагу. Открыв
пакет, Тадаси расплылся в улыбке.
Красный шарф был ему к лицу, и Тадаси сделал вид, что не
заметил многочисленных ошибок в узоре. — Меня редко хвалили в вязальном
кружке, — извинилась Хироко и вновь поблагодарила его за медальон. Оба
вернулись к работе, и остаток вечера прошел в хлопотах.
Потом Тадаси проводил ее домой и вновь пожелал счастливого
Рождества. А войдя в спальню, Хироко задумчиво поцеловала спящего Тойо. Тадаси
был очень хороший, нравился ей, но Хироко не хотелось подавать ему надежду. Это
было бы несправедливо — особенно потому, что Тадаси был добр к ней. Однако
Хироко убеждала себя, что Тадаси все поймет, и вскоре забыла о нем до утра. Ей
снилось, что Питер и Кен вернулись домой — правда, Кена во сне она спутала с
Юдзи.
— Откуда у тебя это? — спросила Салли на следующий
день, и Хироко не сразу поняла, что речь идет о подаренном, Тадаси медальоне.
— Подарок Тадаси. — Она дружески улыбнулась Салли.
Хироко связала ей свитер и заказала по каталогу перчатки —
теплые вещи были необходимы всем обитателям лагеря.
Но Салли вдруг вновь пришла в ярость и прошлась насчет
привычки некоторых девушек слишком часто менять поклонников.
— Что это значит? — холодно спросила Хироко,
оскорбленная намеком.
— Ты прекрасно понимаешь, что это значит, — зло
отозвалась Салли.
— Может быть, — согласилась Хироко, — но мне
это не нравится. Я не меняю поклонников. Мы с Тадаси просто друзья, —
добавила она.
— Так я тебе и поверила, — фыркнула Салли и вышла
из комнаты, прежде чем Хироко опомнилась. Салли стала не только недоброй, но и
грубой и едва поздоровалась с Тадаси, когда позднее вечером он зашел пожелать
всей семье веселого Рождества. Он принес в подарок чудесную акварель,
написанную его матерью и изображающую закат в горах.
— Похоже, Салли в отличном настроении, — шутливо
заметил Тадаси, а Хироко застонала.
— Сегодня утром я была готова ударить ее, —
призналась она.
— Тогда напрасно ты сдержалась — это наверняка охладило
бы ее пыл.
Хироко рассмеялась, а потом отправилась вместе с ним
прогуляться. Прогулка затянулась надолго, и это насторожило Рэйко.
— Что-то напоминают мне эти прогулки, — заметила
она, обращаясь к Таку. — Ты не согласен?
Он улыбнулся в ответ:
— По-моему, она уже достаточно взрослая, чтобы решать
самой, верно? — И добавил уже серьезнее:
— Тадаси — порядочный человек. Я уже говорил с Хироко о
нем, но она не желает ничего слушать. А жаль, Тадаси был бы ей более подходящей
парой, чем Питер.
— Но почему ты так думаешь? — Рэйко была удивлена,
и Так повторил все, что недавно объяснял Хироко. — Может, ты и прав. Так,
но она по-прежнему любит Питера.
За прошедшие месяцы Хироко не раз признавалась в этом в
разговорах с Рэйко.
— Может статься, полюбит и Тадаеи, — практично
заявил Так. — Он так привязан к Той о.
Хироко вскоре должен был исполниться двадцать один год, у
нее был ребенок. Во многих отношениях для нее было бы лучше выйти замуж, к тому
же такой брак ни у кого не вызвал бы возражений. Рэйко даже встретилась с
матерью Тадаси, и та упомянула, как нравится ей Хироко.
Проходя через комнату, Салли услышала, о чем говорят
родители, и выбежала, изо всех сил хлопнув дверью.
— Что это с ней? — удивленно и встревоженно
спросил Такео. Он надеялся, что больше Салли не встречается с Хиро, — ее
манеры день ото дня становились все хуже. Но потом Такео вспомнил: еще неделю назад
Хиро увезли из лагеря, а Салли узнала, что у него была близкая подруга.
Всю неделю Салли пребывала в дурном настроении, казалось,
вознамерившись всерьез отомстить Хироко.
— Ее самая большая беда — шестнадцатилетний
возраст, — ответила Рэйко Такео. Салли вскоре должно было исполниться
семнадцать, заключение на озере Тьюл ее не радовало. Несмотря на все попытки
сделать жизнь в лагере более-менее сносной, его обитатели терпели постоянные
лишения. Подросткам недоставало развлечений, доступных их бельм ровесникам, к
которым привыкли и они сами, и их родители, старшие братья и сестры. Салли
лишилась возможности носить нарядную одежду, посещать стадионы и кинотеатры,
даже учиться в обычной школе. Она не могла покинуть пределы лагеря. Подобно
остальным, она оказалась заключенной, должна была все время мерзнуть, носить
безобразные свитера, жить за колючей проволокой, остерегаться болезней —
поскольку лекарств не хватало на всех. Кроме того, ее постоянно мучил голод.
— На следующее лето мы отправим ее куда-нибудь, —
сострил Так впервые за несколько месяцев. Праздники привели его в хорошее
настроение, он даже сводил Рэйко на танцы в канун Нового года, и оба сошлись во
мнении, что оркестр играл восхитительно.