— Вот это да! — восхищенно воскликнула она. Хироко
подошла к окну, и они наблюдали, как шофер в ливрее открывает дверь
поразительно красивой девушке. У незнакомки оказались длинные, стройные ноги и
белокурые волосы, соломенная шляпка и белое шелковое платье наверняка были
выписаны из Парижа. — Кого это мы лицезреем? Неужто Кэрол Ломбард?
— Кинозвезда? — Глаза Хироко широко раскрылись от
изумления, и Шерон рассмеялась.
— Вряд ли. Должно быть, это одна из нас. У моего отца
такая же машина, но он не хотел, чтобы меня привозили сюда. Он со своей
подругой отправился в Палм-Спрингс на уик-энд. — Шерон не хотелось
признаваться, как одиноко ей живется. Зная о том, кто ее родители, жизни Шерон
мог позавидовать любой, но истина была далека от того, что она рассказывала
Хироко. Хироко была слишком наивной, чтобы понять намеки в словах Шерон.
Пока они строили догадки насчет того, кем окажется вновь
прибывшая студентка, в дверь постучали и шофер в ливрее внес в комнату чемодан,
а следом вошла мисс Энн Спенсер. Она оказалась очень высокой и держалась
холодно. Она без смущения обвела комнату блестящими голубыми глазами.
— Энн Спенсер? — смело спросила Шерон. Вошедшая
кивнула, и Шерон указала шоферу ее шкафчик.
Похоже, соседки по комнате не произвели на Энн впечатления,
а на Хироко она перестала обращать внимание в ту же секунду, как заметила ее.
— Мы — твои соседки по комнате, — объяснила Шерон
так, словно была давней подругой Хироко. — Меня зовут Шерон, а ее —
Хироко.
— Мне говорили, что мне предоставят отдельную
комнату, — ледяным тоном произнесла Энн, словно обвиняя в ошибке Шерон и
Хироко.
— Не раньше, чем на следующий год. Я тоже спрашивала об
этом. Новички живут по трое и четверо, а студенткам старших курсов
предоставляют двухместные или одноместные комнаты.
— Но мне твердо обещали, — повторила девушка и
направилась к двери, провожаемая взглядами соседок и шофера. Он тактично вышел
и дожидался хозяйку снаружи. Шерон молча пожала плечами, надеясь, что Энн и
вправду получит отдельную комнату. Жизнь с такой соседкой не сулила ничего
хорошего. Хироко не понимала, что происходит. Для нее и Шерон и Энн казались
загадочными и непонятными.
Энн Спенсер вернулась двадцать минут спустя с весьма
недовольным видом и коротко приказала шоферу открыть чемодан и оставить его у
дверей шкафа. Она подумывала о том, чтобы привезти с собой горничную, но
отказалась от этой мысли. Родители тоже не смогли проводить ее — они
отправились в Нью-Йорк навестить сестру Энн, которая только что родила
первенца.
Сняв шляпку, Энн бросила ее на стул и повернулась к зеркалу,
вокруг которого Шерон развесила фотографии. Очевидно, это украшение Энн
пришлось не по вкусу.
— Чье это? — брезгливо спросила она, взглянув на
Хироко и до сих пор не в силах поверить, что ее поместили в одну комнату с
какой-то дочерью садовника.
Энн была готова немало высказать по этому поводу, когда
спустилась вниз, но сотрудница колледжа объяснила, что подобные вопросы следует
решать с деканом в понедельник, а пока примириться с нынешними соседками по
комнате. Энн была вне себя от ярости. — Это твое? — Ее тон ясно
выражал все, что она думает по поводу соседки-японки.
— Фотографии мои, — гордо отозвалась Шерон. —
Мой отец — продюсер.
Энн лишь приподняла бровь. В ее семье деятели шоу-бизнеса
считались ничем не лучше выходцев с Востока. Из всех возможных соседок по
комнате для нее выбрали двух самых неподходящих, и Энн до сих пор не верила
своим глазам.
Наконец она отпустила шофера и в молчании разложила вещи.
Стараясь не беспокоить соседок, Хироко села за стол и начала писать письмо. В
комнате остро ощущалось напряжение и недовольство обеих соседок. Шерон по
крайней мере любезно обошлась с Хироко, но после мимолетной попытки завоевать
ее расположение отправилась по другим комнатам знакомиться с девушками и
рассказывать им о своем отце-продюсере. Энн хотелось резко высказаться после ее
ухода, но, по ее мнению, Хироко была еще более неподходящей соседкой,
недостойной разговоров.
«Дорогие мои мама, папа и Юдзи, мне здесь очень
понравилось, — писала Хироко изящными иероглифами, которым научилась еще в
детстве. — Колледж святого Эндрю очень красив, у меня две замечательные
соседки по комнате…» Хироко знала, что именно об этом хотят узнать родители и
что невозможно передать в письме тон Энн или ее предубеждение против Хироко.
Прежде Хироко не сталкивалась ни с чем подобным, но чувствовала, что даже Шерон
неприятно иметь соседку-японку. Все это Хироко не терпелось обсудить с Рэйко и
Таком, но беспокоить родителей она бы ни за что не решилась. «Одна из них — из
Лос-Анджелеса, — продолжала Хироко, — ее отец работает в Голливуде, а
другая очень красива. Ее зовут Энн, она родом из Сан-Франциско». Энн с
отвращением посмотрела на Хироко и, хлопнув дверью, отправилась в столовую.
Попытки Энн сменить комнату на следующий день оказались
бесплодными. Декан колледжа с прискорбием услышал, что Энн не нравится комната,
подтвердил, что ему хорошо известно о пожертвованиях семьи Энн и о том, что ее
мать закончила колледж святого Эндрю в 1917 году, но объяснил — переселить Энн
сейчас попросту некуда. Она настаивала, что ей обещали отдельную комнату, без
соседок.
Когда Энн в конце концов отказали, она бросилась к себе и в
ярости металась по комнате. В этот момент за порог шагнула Хироко, чтобы взять
из шкафа свитер.
Она постоянно мерзла в непривычной одежде и, кроме того,
чувствовала себя обнаженной, — Что тебе надо? — фыркнула Энн Спенсер,
еще;, не в силах поверить, что ее отказались переселить.
— Ничего, Энн-сан, — извинилась Хироко, низко
поклонившись прежде, чем сумела удержаться. — Простите, если потревожила
вас.
— Не могу поверить, что нас поместили в одну
комнату. — Энн стояла, уставясь на нее в упор и в гневе не замечая
собственной грубости, не сознавая, что она не, имеет никакого права вымещать
раздражение на Хироко. Энн могла быть очаровательной, когда считала нужным, но
Хироко казалась ей недостойной вежливости. — Что ты делаешь в этом колледже? —
спросила она, в раздражении садясь на кровать.
— Я приехала сюда из Японии потому, что так хотел мой
отец, — просто ответила Хироко, до сих пор не понимая причин злости Энн.
— И я тоже. Вряд ли отец представлял себе, в каком
обществе мне придется учиться, — выпалила Энн. Она была бы так уж зла, но
избалованна и унаследовала все предрассудки своего класса по отношению к
выходцам с Востока. В ее представлении «япошки», неизмеримо ничтожнее самой
Энн, годились только на то, чтобы быть слугами.
Для Хироко все это было в новинку, и она ничего не понимала.
Остальные студентки приняли ее так же холодно, никто не выражал желания поближе
познакомиться с ней.
Даже Шерон, которая вначале держалась довольно приветливо,
не пожелала предложить ей сесть рядом в столовой, хотя им предстояло учиться в
одной группе. В отличие от Энн, Шерон была вежлива с Хироко в их комнате, но за
ее дверью вела себя так, словно незнакома с соседкой. Энн оказалась откровеннее
в своих чувствах и никогда не разговаривала с Хироко. Почему-то ее ледяное
обращение ранило Хироко меньше, чем лицемерие Шерон и внезапное проявление
грубости на виду у студенток.