Он вернулся домой в глубокой задумчивости. Несмотря на
прежнее веселье, Хироко на прощание серьезно поклонилась ему, и Питер ответил
ей поклоном, но ничего не сказал. Ведя машину к своему дому в Менло-парк, Питер
не мог избавиться от размышлений. Ему казалось, что его медленно захлестывает
прилив — такой неспешный, что его трудно заметить. По крайней мере теперь Питер
знал о его существовании. Он не позволит себе увлечься Хироко, как бы его ни
влекло к ней. Между ним и Хироко не может быть ничего.
Когда Питер уехал, Хироко спросила тетю, не рассердился ли
Питер-сан. Она заметила его непривычную задумчивость и молчаливость.
— Рассердился? Конечно, нет. Но почему ты спрашиваешь? —
Рэйко была удивлена, но Такео понял вопрос. Он тоже заметил необычное поведение
Питера, и это его насторожило. Такео заметил, как пристально он разглядывает
Хироко. Как бы неловко ни было поднимать такой разговор, Такео решил
предупредить Питера, что тому не стоит поддаваться чувствам.
— Он был очень серьезным, когда прощался, —
объяснила Хироко, и дядя Так кивнул.
— Ему предстоит слишком много работы, Хироко, как и
тебе. Скоро ты начнешь учиться.
При этих словах Хироко задумалась, не рассердился ли на нее
и дядя. Возможно, она вела себя неподобающим образом. Но тетя улыбалась,
по-видимому, ее ничего не тревожило, значит, тон дяди ничего не значит. Ложась
в постель, Хироко не могла избавиться от беспокойства. Неужели она допустила
ошибку? Может быть, она оскорбила Питера? Вела себя слишком вызывающе? Новый
мир со странными обычаями до сих пор вызывал в ней смущение, Но утром, забыв
обо всех тревогах, Хироко решила, что ее опасения глупы. Дядя дал объяснение
молчаливости Питера — тому предстояло много сложной работы — так много что он
не сумел принять приглашение на ужин в последующие две недели, а седьмого
сентября все семейство Танака проводило Хироко в колледж святого Эндрю,
отправившись туда на зеленом «шевроле».
Колледж оказался чудесным. Вся его территория была тщательно
ухожена. Здесь училось около девятисот студенток — большинство приехали из
Сан-Франциско, Лос-Анджелеса или других городов Калифорнии, несколько человек
прибыли из других штатов или с Гавайских островов. Помимо них, в колледже
учились одна француженка и англичанка — родители отправили их в Штаты на время
войны.
Но самый долгий путь проделала Хироко.
Одна из старших студенток встретила ее и показала комнату,
которую Хироко предстояло делить с двумя девушками. Она видела их имена в
списке — Шерон Уильямс из Лос-Анджелеса и Энн Спенсер из Сан-Франциско. Ни та,
ни другая еще не прибыли.
Рэйко и Салли помогли Хироко распаковать вещи, пока Кен и
Так ждали внизу вместе с Тами. Малышка весь день была безутешна, не желая
расставаться с Хироко.
— Не глупи, — успокаивала ее Рэйко. — Хироко
будет приезжать к нам на уик-энды и на каникулы.
— Но я хочу, чтобы она жила с нами, — горестно
повторяла Тами. — Почему она не может учиться в Стэнфорде, у папы?
Родители Хироко обдумали этот вопрос и предпочли колледж
святого Эндрю — небольшое закрытое женское учебное заведение, лучшее место для
девушки, которая привыкла к замкнутой жизни, как Хироко. По сравнению с ним
Стэнфорд был огромен, здесь учились и юноши, и девушки, что ужасало Хидеми.
Казалось, был найден удачный компромисс.
Но теперь, раскладывая вещи в одном из трех узеньких шкафов,
стоящих в комнате, Хироко терялась в сомнениях.
Ей вновь предстояло остаться одной, и, спустившись вниз, она
выглядела такой же подавленной, как Тами. Она уже успела привыкнуть к
родственникам и не хотела расставаться с ними.
Хироко надела коричневую юбку, купленную матерью, и бежевый
свитер, украшенный ниткой жемчуга, подаренной родителями в день ее
восемнадцатилетия, шелковые чулки и туфли на высоком каблуке, а также маленькую
коричневую шляпку, лихо надвинутую на одну бровь. Салли помогла Хироко одеться,
считая, что та выглядит великолепно, гораздо лучше, чем в кимоно, но Хироко
недоставало комфорта привычной одежды и ярких шелков, которые она носила всю
жизнь. В новой одежде она чувствовала себя нагой.
Еще одна старшая студентка провела Хироко по территории
колледжа, показала ей и ее родственникам столовую, библиотеку и спортивные
залы, и когда наконец больше было нечего осматривать, Так сказал, что пора
возвращаться в Пало-Альто. На ужин были приглашены Питер и его подруга Кэрол.
Услышав об этом, Хироко упала духом.
Она была словно отрезана от общества знакомых людей. За
последние два месяца ей приходилось только прощаться, и каждое прощание
оказывалось труднее предыдущего.
Перед отъездом Тами расплакалась, а Салли крепко обняла
Хироко и попросила звонить как можно чаще. Ей хотелось узнать о соседках Хироко
по комнате и о мальчиках, с которыми она познакомится. Кен заявил, что, если
Хироко кто-нибудь обидит, пусть только скажет ему и он разберется с обидчиком.
Тетя Рэйко взяла с Хироко обещание звонить, если ей что-нибудь понадобится. При
взгляде на дядю Така Хироко вспомнился отец, в горле застрял комок, и она не
смогла проронить ни слова. Помахав рукой уезжающим родственникам, она медленно
поднялась в свою комнату и стала ждать прибытия соседок.
К пяти часам на поезде из Лос-Анджелеса прибыла первая из
них — рыжеволосая решительная девушка. Она была энергична и жизнерадостна, в ее
чемодане оказалось несколько десятков фотографий кинозвезд, и девушка начала
старательно прикреплять их вокруг зеркала. Даже Хироко узнала многих из этих
звезд и была потрясена, когда Шерон объявила, что ее отец продюсер. Если верить
ее словам, Шерон была знакома со всеми знаменитостями, фотографии которых
сейчас прикалывала к стене, поясняя, кто из них ей нравится, а кто — не очень.
— Должно быть, ваша мать — кинозвезда? — спросила
Хироко, ошеломленная тем, что многих известных людей Шерон называла давними
друзьями своих родителей. Очевидно, знакомство с такой особой было весьма
полезно — Хироко знала, что так решили бы ее родители.
— Мама вышла замуж за француза, и они живут в Европе.
Сейчас, пока там война, они перебрались в Женеву, — рассеянно отозвалась
Шерон, искусно скрывая факт, что развод матери не только вызвал шумный скандал
в Лос-Анджелесе, но и оказался болезненным для нее самой.
Шерон не видела мать уже три года, хотя на Рождество и дни
рождения она присылала дочери дорогие подарки. — Ну а как там в
Японии? — спросила она, покончив с вещами и плюхаясь на кровать.
Хироко заинтриговала ее. Единственными японцами, которых
Шерон встречала до сих пор, были садовники и служанки, а Хироко сказала, что ее
отец — профессор из Киото.
— Чем занимается твоя мать? — продолжала" она
расспросы. — Она где-нибудь работает?
Эти вопросы изумили Хироко. Рэйко работала медсестрой, но
это было здесь, в Америке. В Японии большинство женщин не имели никакой
профессии.
— Она всего лишь женщина, — ответила Хироко,
надеясь, что этого объяснения будет достаточно. Шерон встала, выглянула в окно
и присвистнула.