— Ты уже выяснила, где твой багаж? — спокойно и
деловито спросил Такео. Багаж доставили на пристань, в зоны, помеченные буквами
алфавита, и Хироко указала на табличку с буквой "Т". Такео задумался,
говорит ли его гостья по-английски. До сих пор она не произнесла ни слова,
только кланялась и опасливо поглядывала, тут же робко отводя взгляд.
— По-моему, он должен быть вон там, — осторожно
проговорила Хироко, отвечая на невысказанный вопрос дяди насчет ее английского.
Она изъяснялась довольно свободно. произношение было чистым, хотя дядя понял,
что пользоваться чужим языком Хироко неудобно. — У меня всего один
чемодан, — добавила Хироко, в эту минуту сама удивившись собственному
сходству с Хидеми. Ее отец и Юдзи легко переходили с языка на язык и, постоянно
пользуясь английским, свободно объяснялись на нем. Английский же Хидеми был менее
беглым, чем у Хироко.
— Как прошло плавание? — спросил Такео,
направляясь к указанному Хироко месту, где уже ждал ее единственный чемодан.
Рядом стоял таможенник, досмотр прошел на удивление быстро.
Подозвав носильщика и объяснив, где находится машина, Такео
повел Хироко знакомиться с остальными родственниками. На стоянке у пристани он
оставил новый фургон «шевроле», купленный год назад. Темно-зеленая машина с
легкостью вмещала всю семью, даже собаку, которую Танака повсюду брали с собой.
Но на этот раз собаку оставили дома — чтобы положить сзади багаж Хироко и сразу
же вернуться в Пало-Альто. Дети настояли на своем желании встречать гостью и
были возбуждены, предвкушая встречу.
— Плавание прошло без приключений, — без запинки
отозвалась Хироко, — благодарю вас.
Она по-прежнему не могла понять, почему дядя обращается к
ней по-английски — в конце концов, он родился в Японии. Хироко решила, что отец
просил дядю дать ей возможность попрактиковаться в языке. Тем не менее ей
мучительно хотелось поговорить по-японски. Беседовать на чужом языке им, двум
японцам, казалось ей нелепостью.
Дядя был не более американцем, чем она сама, пусть даже
провел в Штатах двадцать лет, и его жена и дети родились здесь.
Такео провел гостью через толпу на пристани, носильщик
следовал за ними с чемоданом. Через несколько минут они достигли стоянки, где в
машине ждали Рэйко и дети.
Рэйко в ярко-красном платье поспешно выбралась из машины и
заключила Хироко в объятия, пока Такео помогал носильщику пристраивать чемодан
в багажнике «шевроле».
— О, какая ты красавица! — воскликнула Рэйко,
улыбаясь гостье. Сама она была миловидной женщиной, ровесницей Хидеми, но в
отличие от матери Хироко носила короткую стрижку, умело пользовалась косметикой,
а ее красное платье показалось Хироко слишком броским.
Хироко низко поклонилась тете, выказывая уважение к ней, как
прежде — дяде Такео.
— Это ни к чему, — заметила Рэйко, по-прежнему
улыбаясь. Взяв Хироко за руку, она повернулась к детям и познакомила их с
гостьей. Рэйко называла детей Кеном, Салли и Тами, Хироко же знала, что их
зовут Кендзи, Сатико и Тамико. Шестнадцатилетний Кен был на удивление рослым
для японца, а, четырнадцатилетня я Салли казалась почти взрослой в спортивных
туфлях, серой юбке и розовом кашемировом свитере. Эта хорошенькая
девушка-подросток была точной копией своей матери. Прелестная восьмилетняя
Тами, резвая и смешливая, бросилась Хироко на шею и крепко расцеловала, прежде
чем та успела что-нибудь сказать.
— Как хорошо, что ты приехала, Хироко! — радостно
выпалила Тами и немедленно отпустила замечание насчет роста гостьи:
— Ты почти такая же маленькая, как я. — Хироко
рассмеялась и поклонилась детям, с любопытством разглядывающим ее. — Мы
так не делаем, — объяснила Тами. — Кланяются только бабушки и
дедушки. И носить кимоно здесь не надо. Но твое кимоно очень красивое.
Детям Хироко казалась хрупкой японской куколкой. Тами
настояла на своем желании сесть сзади, вместе с Хироко и Кеном, а Салли
перебралась на переднее сиденье, к родителям.
Через несколько минут они двинулись в путь, и вскоре у
Хироко закружилась голова от детской болтовни и смеха: дети рассказывали ей о
своих школах и друзьях. Тами объясняла, как устроен ее кукольный домик. Рэйко
попыталась успокоить детей, но те были слишком возбуждены приездом двоюродной
сестры, которая терпеливо выслушивала их. Хироко оказалась такой хорошенькой,
такой миниатюрной, и ее густые волосы так ярко блестели под солнцем. Салли не
удержалась и заметила, что Хироко похожа на куклу, которую когда-то подарил ей
отец, и пожелала узнать, привезла ли гостья с собой западную одежду.
— Да, кое-что, — ответила Хироко. — Отец
решил, что в колледже она мне понадобится.
— Отличная мысль, — подхватила Рэйко. — А
Салли одолжит тебе недостающие вещи, Хироко.
Хироко была очарована своей тетей Рэй, как она просила
называть ее. Рэйко казалась настоящей американкой: в ее речи не слышалось ни
малейшего акцента, впрочем, она же родилась во Фресно. Родственники ее отца
выращивали там цветы на продажу, и родители Рэйко подключились к семейному делу
еще до рождения дочери. Рэйко родилась в Штатах, но несколько лет проучилась в
Японии, став таким образом кибей: японкой, рожденной вне родины. В Японии она
никогда не чувствовала себя как дома. Она была американкой до мозга костей,
после учебы вернулась в Штаты, поступила в Стэнфордский университет,
познакомилась там с Таком, а год спустя они поженились. Годом позже родители
Рэйко вышли на пенсию и вернулись в Японию, где погибли во время сильного
землетрясения вскоре после того, как родилась Хироко. Единственные оставшиеся в
живых родственники Рэйко из Фресно по-прежнему занимались семейным делом. Кроме
них, детей и Такео, у Рэйко никого не было.
— Я понимаю, как тебе сейчас трудно, Хироко, —
сказала тетя Рэй. — Когда родители отправили меня учиться в Японию, я
чувствовала себя так, словно оказалась на другой планете. В Японии мне было
слишком непривычно. В то время я с трудом могла объясниться по-японски, а никто
из наших родственников не знал английского. Все они казались мне странными и
старомодными.
— Да, прямо как он, — вмешавшись в разговор, Салли
указала на Кена, и все рассмеялись.
— Знаю, привыкнуть к новому нелегко. Вероятно, все мы
кажемся тебе чудными. — Рэйко улыбнулась Хироко, и та робко улыбнулась в
ответ, не поднимая глаз. Она едва осмеливалась смотреть в лицо кому-либо из
спутников и, когда с ней заговаривали, в глубоком смущении опускала глаза.
Салли еще никогда не видела такой пугливой девушки. Но и Хироко не могла
поверить своим глазам: родственники настолько впитали обычаи и манеры
американцев, что только лица давали право назвав их японцами. Они говорили,
действовали, двигались иначе, чем японцы. Казалось, ничто не связывает их с
родиной.
— Тебе нравится американская еда? — с любопытством
спросила Салли. Девушкам предстояло поселиться в одной комнате, и Салли умирала
от желания расспросить Хироко, есть ли у нее друг. Кену тоже не терпелось это
выяснить — он уже давно дружил с Пегги, живущей по соседству.