Спаситель - читать онлайн книгу. Автор: Иван Прохоров cтр.№ 95

—Область претит, зане зелье сие убивает?

Филипп задумчиво посмотрел на Данилу.

—Это их дело.

—Обаче мы торгуем смертью, брат?

—Мы не заставляем их выбирать этот путь.

—Токмо поспешествуем…

Филипп изогнул бровь и даже Серапион с удивлением посмотрел на Данилу.

—Послушай, что на тебя нашло?

—Ничего.

—Мы в любом случае не сможем это остановить, Данила. Если не мы, то этим просто займутся другие, а ты с семьей снова станешь прятаться по лесам.

Данила опустил взгляд на подножие склона, где змеилась черностылая река — очевидно, слова Филиппа его не убедили до конца. О чем он размышляет?— подумал Завадский. Вряд ли у матерого убийцы проснулась совесть, скорее взыграли старые религиозные страхи. Надо поработать с людьми, прочитать им новую проповедь, зарядить оптимизмом. Впрочем, никогда эти вчерашние изгнанники не жили в таком достатке, какой принесла им продажа первой партии опиума — почти у каждой семьи появился новый добротный дом, своя скотина, хорошая одежда и главное — они впервые почувствовали себя в безопасности, особенно после того, как все узнали, что влияние брата Филиппа помогло заковать в кандалы главного разбойника Томского разряда. А ведь это только начало.

Внизу раздался конский топот и свист. Прискакал посыльный из города.

—Прибыл обоз с оружием из Енисейска.— Сообщил он, когда Филипп с Серапионом и Данилой спустились.— Да дядюшка Леопольд просил единаче передать — по Оби плывет большой груз из Тобольска.

Вторая фраза особенно порадовала Филиппа — это была устная шифровка, означавшая, что при помощи связей енисейского воеводы Михаила Игнатьевича удалось через продажных тобольских дьяков выкупить огромную партию пищалей, карабинов, пороха и свинца. В те годы в Тобольске размещались главные в Сибири склады с оружием, которое предназначалось для выдачи подданным русского государства, изъявившим желание осваивать новые земли.

—Паки одна добрая фигура пришед, брат,— продолжал радовать новостями посыльный.

Фигурой оказалась давно ожидаемая Завадским грамота, жалованная воеводой Енисейского разряда «купцу Филиппу Андреевичу Завадскому с правом ведения свободной торговли казенным и частным товаром на всей территории Енисейского разряда». А это надо сказать, пространство от Енисея до Камчатки, то есть больше половины страны. Сюда же входили наказы не препятствовать уездным воеводам и приказчикам в енисейских острогах торговым делам Завадского — выделять ему места для постройки амбаров, складов, представительских изб, допускать размещение товаров на гостиных дворах, не препятствовать найму казенных лошадей и выделять по запросу крестьян для «нужных разряду» работ по строительству мостов и дорог.

После обеда Филипп смотрел как на диком поле Антон учит солдат стрельбе из нового оружия. У него уже почти тысяча хорошо укомплектованных бойцов, многие из них неплохо владеют холодным оружием, но эти однократные залпы из двадцатифунтовых мушкетов с тридцатисекундным заряжанием годились только для войны крупных армий против аборигенов.

Он подготовил несколько посыльных групп, чтобы раздать им первые указания, но первую группу отправил уже сегодня. Ее возглавлял один молодой старовер по имени Феликс. Феликс имел рост выше среднего, но был худ и носил усы вместо бороды. Многие потешались над его молодостью и не понимали почему именно его Завадский отправил в Мангазею с небольшим обозом и отрядом в тридцать человек.

Фейзулла прибыл в феврале с новыми людьми, на этот раз он привез с собой трех шорцев, которые действительно знали толк в повышении урожайности мака. Это были два брата и сын одного из них. Они показали, как правильно бороновать почту перед посевом, как лущить, на какую глубину вспахивать, как бороться с сорняками и как удобрять.

* * *

Лежа на животе, Истома тер замерзшие руки в жгучих железных манжетах, стараясь прикрывать их животом, но ничего не помогало от стылого ветра. Ног давно он уже не чувствовал, как и боль от удара хлыстом пролетавшего иногда на коне десятника. Истома только медленно поворачивал голову и глядел своими серыми немигающими глазами в спину скачущему казаку.

После того, как кузнец заковал его в кандалы в Болотовском посаде, Истому бросили как полено в розвальни и понесли по замершей реке. Он понял, что везут его в Енисейск. Только тамошние дьяки могут судить его за разбой в Красноярском уезде с тех пор, как вышел он из Томского разряда. Но зачем занимать целый отряд, если он до смерти околеет в дороге? Истома понимал это и несмотря на тяжелые муки морозом терпел — знал, что будет привал и ему не дадут помереть до суда. Если только по недосмотру… Истома к собственному удивлению зевнул и вспомнил далекое сибирское детство — как бежал порой наперегонки с одногодками вниз по залитому июльским солнцем склону сопки, чтобы первым припасть к роднику с прозрачной ключевой водой. А не лучше ли забыться вечным морозным сном, чем раскаленные кряжи да дыба в приказной избе? К чему бесплодные надежды? Перед глазами возник образ «раскольщика», пробудив в Истоме гнев, питавший его силы последние сутки. Почему же так вышло? Как получилось, что все предали его? Да пускай многие убоялись, иных убедили, пообещали прощение, но ведь среди самых близких его бойцов мало глупцов, способных поверить, что их простят. Они же и грабили и убивали вместе, чему полно свидетелей и затаивших обиду жертв. Нет, чего-то тут не сходится.

Между тем первый возница что-то крикнул и короткий обоз из трех саней взял вправо. Истома кое-как изогнулся и увидел на прибрежную стоянку — избушку с околицей. Во дворе заманчиво плясал в ранних сумерках костер, из трубы избушки тоже валил дымок. Должно быть разожгли двое конных казачишек, ускакавших от них около часу назад. Предсказуемость рассуждений отозвалась вспышкой надежды. Авось, еще повоюешь, пронеслось разухабисто в голове, но Истома подавил в себе вредную эмоцию. Каким бы лютым врагом не был ему «поганый раскольщик», все же он был прав, когда говорил ему о бесстрашии. Только сейчас он начинал понимать его слова. Неужели он уже тогда знал это? Неужели тоже прошел через это испытание? Чтобы вести людей на смерть, сначала нужно умереть самому. Может в этом причина того, что он сейчас один. Ежели так…

Вопреки ожиданию, Истому поволокли сразу в избу, а не к костру. Остальные стрельцы как раз потянулись на двор, где костер разошелся не на шутку. На полпути Истому поставили на ноги, он сделал шаг, не чувствуя ног — едва устоял, но все же пошел.

В избе было жарко натоплено, горели лучины, дышала жаром печь. Казак только вынул из горнила раскаленное докрасна железное тавро, вспыхнувшее россыпью искр, там же рядом лежали щипцы. Посреди избы — деревянная чурка с измазанным золой основанием.

Истому швырнули к этому пню, звякнули цепи. Стрельцы схватили его под руки, придавили голову щекой к чурке. Казак тем временем вынул тавро с раскаленной буквой «еръ».

—Посем не клеймили меня в Томске? Убоялись? Ссыкливые крысы.— Мрачно произнес Истома, без страха глядя на казака.