От скуки Филипп затеял разговор с Тишкой, которого взял с собой в дорогу. Они сидели на палубе первой струги под ярким солнцем. Парень уже зарекомендовал себя с неплохой стороны — подремонтировал телеги и повозки, смазал их чем-то так, что лошади несли их живее. Завадский лежа в сплетенном по его заказу шезлонге рассказывал об устройствах будущего таким тоном, как будто фантазировал, Тишка же тем временем внимательно вслушивался и задавал вопросы. Завадский рассказывал ему о самолетах, телевизорах (движущихся картинках), Интернете и даже космических кораблях.
Космос особенное действие оказал на Тишку, он был не образован даже по местным меркам, но живо принимал на веру рассказы Филиппа о Солнечной системе, истории возникновения Земли, динозаврах, живших много миллионов лет назад и законе всемирного тяготения. Не меньше его интересовали всяческие упоминаемые Филиппом устройства, машины и агрегаты. Завадский сумел ему в самом простом виде объяснить, как устроен и почему едет паровоз и в отличие от тоже слушавших Акима, Данилы и Беса, Тишка понял, как пар высокого давления заставляет двигаться многотонную махину, но как с сожалением понял сам Филипп — проблема с созданием паровоза заключалась не только в нехватке теоретических знаний. Как все это реализовать, не имея ни материалов, ни станков. Где взять тот же уголь и металл? Кто сумеет выточить зубчатые детали для передачи? Кто проведет расчеты? Сколько в конце концов времени и человеческих ресурсов займет работа по прокладке рельсов на тысячу километров? Может быть позже, когда его возможности это позволят, он сумеет сократить эти чудовищные расстояния.
Мысли о будущем вернули его к последнему разговору с Капитолиной. Она единственная из паствы, кто не поддавался воодушевляющему заряду его проповедей. Оба они понимали, что их желания о совместном будущем начинали расходиться.
—Я знаю чего ты хочешь и чего боишься,— говорил Филипп,— и ты знаешь меня, но остался один шаг и нас уже ничто не остановит. Мы поднимемся на такую высоту, где никто не сможет диктовать нам свою волю.
—С высоты падать — больно ураняти.— Ответила она и он ощутил слабый укол раздражения, понимая, что именно этого она и добивалась, но он знал, что ее действия продиктованы страхом и задумался — видит ли она то, что он давно уже перестал замечать? Вопрос контроля. Нет, он готов отступить, еще готов, это всего лишь попытка обрести независимость. Ты ведь знаешь — в этом мире иначе невозможно.
* * *
Перед распутьем на Селенгинск и Ургу, Филиппа встретили его люди из отряда Комара Львовича — того самого полноватого казака из помилованных им людей Пафнутия, который поднялся первым. Сам Комар выехал из Селенгинска и расселился со своими боевиками в посаде неподалеку специально, чтобы не тратить время Филиппа. Прискакав с рындами, он сообщил, что его уже неделю дожидаются посыльные Юншэня и потому Завадский сразу поехал с ними в сторону Шильска.
Свернули они примерно через десяток верст и двинулись тайной тропой на юг. Через пару вёрст, один из китайцев прихватив вторую лошадь про запас поскакал вперед, чтобы предупредить своего хозяина о приближении обоза с товаром.
Путь до границы занял почти сутки. Местность была совершенно безлюдная, дикая, но просторная, состоявшая в основном из зеленых полей, мелких речек, валунов и небольших лесных оазисов. Над ними впереди нависала горная гряда, к подножию которой они прибыли только на следующие сутки. Китайский проводник повернул налево и через два часа вывез их к чрезвычайно узкому ущелью, вход в которое был сокрыт сложным лабиринтом из валунов и зарослями дикой караганы. По ущелью они двигались несколько часов, горы нависали над ними, иногда соединяясь, образуя настоящие пещеры, а дорога сужалась до ширины равной полутора телегам.
Наконец, пространство распахнулось, солнце ударило в глаза — перед ними предстала небольшая зеленая долина в плотном кольце гор, с которых видимо очень удобно было наблюдать. Почти в самом центре, за изгибом мелкой речушки расположились аккуратным строем шелковые шатры, напоминавшие квадратные палатки для летних кафе. В окружении не менее внушительной, чем у Филиппа делегации за речкой стоял Юншэнь, вышедший встречать его в богатом шелковом платье, расшитом золотыми драконами.
Он широко улыбался, глядя на приближающегося Филиппа и что-то сказал, протянув ему руку.
—Как добрались?— перевел стоявший возле него китаец безо всякого акцента.
Завадский с удивлением посмотрел на него.
—Прекрасно. Ты обзавелся переводчиком?
—В прошлый раз ты оказал любезный прием, вежливость обязывает меня ответить тем же,— перевел важный одутловатый китаец и Филиппу стало жаль киргиза Борю, которому нечего было переводить — если этот китаец так идеально говорил по-русски, то о китайском и думать нечего.
—Как наш уговор?— спросил Юншэнь.
Глядя на него, Филипп снова поразился молодости этого парня — ему как будто не было еще и двадцати, но держался он очень царственно — плечи расправлены, руки сцеплены на животе. Лицо его выражало доброжелательность, но при этом спокойную величественную уверенность, кратно отраженную в многочисленной свите, напряженно глядевшей на него в ожидании поручений.
—Три тонны,— сказал Филипп, указав на свой обоз,— первые шесть подвод.
Он крикнул охранникам, чтобы убрали рогожи. Юншэнь едва заметно кому-то кивнул и тотчас десять китайцев бросились смотреть.
—Рад слышать.— Юншэнь вытянул руку в сторону шатров, где покоились шелка, мешки и ящики с серебром.
Филипп кивнул Акиму и тот с помощником отправился проверять.
—Приятно иметь дело с людьми, овые научены держать свое слово,— сказал Юншюнь через переводчика.
—Взаимно.
—Пройдемся?— предложил китаец.
Филипп согласился, и они неспешно двинулись вдоль речки. За ними шел только переводчик и несколько охранников в отдалении.
—Ты позаботился о своем влиянии на границе?— спросил Юншэнь.
—Этот вопрос решен наполовину, остальное будут решено до конца года.
—Нашего или вашего года?
Филипп взглянул на китайца, тот шел легко — будто плыл, заложив руки за спину, глядя под ноги. На лице его застыла полуулыбка.
—Не сочти за наглость, Филипп,— сказал он, словно ощутив немой укор в молчаливом взгляде Завадского,— мне, яко и тебе все равно с кем вести дела, но раз уж мы нашли общий язык и обрели зачатки взаимного доверия, не худо бы дорожить нашим совсельным товариществом.
—Я понимаю, Юншэнь, но дело еще и в том, что от коммерческого успеха нашего союза напрямую зависит и рост влияния в наших странах.
Юншэнь величественно кивнул.
—И в этой связи я хочу спросить тебя — насколько ты уверен в своих силах?
Настал черед китайца бросить удивленный взгляд на Завадского.
—Я не хочу, чтобы меня неправильно поняли,— пояснил Филипп,— по обе стороны нам предстоит столкнуться с теми, кто попытается получить свои куски пирога.