–Ну, мы с Прийей точно неплохо бы руководили страной. И тогда она смогла бы сбежать из этого жуткого дома в Шахи-Дарвазе, от всех этих золовок и кумушек. Хотя, возможно, ты права насчет женщин. Но разве женщина отдала бы приказ пустить в ход латхи, чтобы разогнать студенческий протест?
–Наверное, нет,– ответила ее мать.– Что толку переливать из пустого в порожнее? Женщинам никогда не дадут права принимать подобные решения.
–Однажды у нас будет женщина-премьер-министр и женщина-президент,– сказала Вина.– Вот увидишь.
Мать Вины рассмеялась.
–Вот так прогноз! В ближайшие сто лет на это рассчитывать не стоит,– ласково проговорила она и вновь перевела взгляд на лужайку.
Несколько упитанных коричневых куропаток, крупных и поменьше, неуклюже пробежали по дальнему концу участка, с невероятным трудом поднялись на несколько секунд в воздух и приземлились на широкие качели, висевшие на ветке тамаринда. Там они решили укрыться от дождя.
Садовники тоже забежали под навес над дверью в кухню.
Заворчал гром, и перепуганные белки вскарабкались на дерево. Молнии испещрили все небо. Дождь лил не переставая, и вскоре земля на лужайке превратилась в густую кашу. Куропатки исчезли за серой пеленой воды, даже качелей было почти не видно. Капли барабанили по жестяной крыше так, что разговаривать стало трудно, а порывы ветра то и дело забрасывали брызги дождя на саму веранду.
Через несколько минут входная дверь отворилась, и из дома вышел Бхаскар. Он сел рядом с мамой, и все трое стали молча смотреть на стену воды.
Они просидели так минут пять, завороженные мощью и шумом стихии, под натиском которой гнулись к земле, стонали и вздрагивали могучие деревья. Потом дождь начал стихать.
–Вот фермеры сейчас радуются,– заговорила госпожа Капур.– Дождей в этом году пока было немного.
–А сапожники не очень рады,– сказала Вина.
Кедарнат однажды ей рассказывал, что маленьким мастерским по изготовлению обуви приходится в сезон дождей нелегко: натянешь верх на колодку и ждешь неделю, пока он просохнет. Мастера и так едва сводят концы с концами, их доход напрямую зависит от материалов и инструментов, и сейчас им ой как непросто.
–А тебе нравится дождь?– спросила госпожа Капур у Бхаскара.
–Мне нравится потом пускать змея. Воздушные потоки сразу после дождя гораздо интереснее.
Дождь вновь усилился, и каждый из них опять погрузился в свои мысли.
Бахскар думал о том, что через пару дней они вернутся домой, где в небе парит куда больше воздушных змеев и где он снова сможет играть с друзьями. Жизнь здесь, в «колониях», сводилась для него к слишком малому.
Госпожа Капур думала о своей матери, которую грозы приводили в ужас. На склоне лет она тяжело заболела; во время одной из таких сильных гроз ей резко стало хуже, и она умерла.
Вина думала о своей подруге из Бенгалии (той, что привезла желтые кувшинки). Когда после долгих месяцев немилосердной жары наконец приходили муссоны, она выбегала на улицу в чем была, напевала под нос песню Тагора и приветствовала дождь: вода струилась по ее лицу, волосам, пропитывала насквозь блузку и сари и сбегала к босым ногам.
13.7
Бег времени очень тяготил Мана. Однако он понимал, что должен как можно скорее помириться с Саидой-бай, иначе он сойдет с ума от скуки и влечения. Для этого он решил написать ей свое первое письмо на урду, в котором умолял ее смилостивиться и простить своего верного вассала, беспомощного мотылька, зачарованно летящего на свет ее красоты, и так далее, и тому подобное. Писал он, разумеется, неумело и с ошибками, да и почерк оставлял желать лучшего, но ему удалось вложить в короткое послание всю силу своих чувств. Он хотел было обратиться за помощью к Рашиду, но потом вспомнил, что тот впал к Саиде-бай в немилость, и решил не рисковать. Ман отдал свою записку привратнику с просьбой передать ее хозяйке, но немедленного ответа ждать не стал.
Вместо этого он пошел прогуляться к Барсат-Махалу и уставился на залитую лунным светом реку. Один лишь Фироз был на его стороне. Остальные так и норовили вылепить из Мана что-то свое, подогнать его под свои нужды и желания. А Фироз в последнее время бывал так занят в суде, что только один раз предложил поиграть с ним в поло. И ту единственную встречу тоже пришлось отменить, потому что начальник в последний момент вызвал его на срочное совещание.
Надо, чтобы поскорее что-нибудь произошло, думал Ман, не в состоянии найти себе место. Хорошо, если Савита скоро родит,– можно будет отвлечься на малыша. И остальные переключатся на приятные хлопоты, а то все в последнее время ходят угрюмые и озабоченные.
Еще можно уговорить отца хотя бы подумать о возможности выдвижения своей кандидатуры от сельского избирательного округа. Тогда они спешно отправятся в Рудхию, где их закружит ураган всевозможных дел и встреч… и Ман сможет ненадолго забыть о Саиде-бай. Отец сам ходил неприкаянный и уже не давил на Мана так, как прежде: глядишь, они смогут друг друга терпеть. За последние несколько дней он ни разу не велел Ману остепениться. Однако неопределенность и непонимание собственного положения сделали Махеша Капура чрезвычайно раздражительным. Быть может, ехать с ним в Рудхию – не лучшая затея.
Вдобавок ко всем прочим бедам Ман отчаянно нуждался в средствах; денег у него почти не осталось. Когда он вернулся в Брахмпур и попросил у Фироза взаймы, тот просто вручил ему свой бумажник и разрешил брать сколько нужно. Несколько дней спустя друг сам, уже без его просьбы, вновь проявил щедрость. Это помогло Ману свести концы с концами. Но нельзя же вечно одалживаться у друзей! В Варанаси он сам иногда выступал кредитором – одни должники до сих пор не расплатились за поставленный товар, другим Ман давал денег просто так, потому что не мог пройти мимо чужой беды. А теперь он сам попал в беду, и наверняка те, кому он однажды помог, войдут в его положение и захотят помочь. Да, хорошо бы съездить на пару дней в Варанаси и собрать долги. Но тут была одна загвоздка: родственники невесты могли прознать о его приезде. Да и вообще, сейчас не лучшее время для такой вылазки. Надо быть на подхвате здесь, дома, ведь Савита вот-вот родит, а Пран в его нынешнем состоянии мало на что способен. Вдруг ребенок, как назло, родится, пока Мана не будет в городе? К гадалке не ходи: так и произойдет.
Целых два дня Ман ждал ответа от Саиды-бай. На конверте он указал, что живет в Байтар-Хаусе. Однако ответа не было.
Устав от бесконечных «но» и «если», Ман решил наконец сдвинуть дело с мертвой точки: занял у Фироза еще немного денег, послал слугу за билетом на утренний поезд до Варанаси и приготовился к очередному безрадостному, лишенному каких-либо событий вечеру.
Сперва он поехал в больницу и строго велел Савите не рожать еще два дня. Савита засмеялась и пообещала сделать все возможное.
Потом он поужинал с Фирозом. Муж Зайнаб тоже присутствовал – он приехал в Брахмпур на встречу какой-то там комиссии по вопросам вакуфов,– и Ман почувствовал за столом явное напряжение. Фироз даже не пытался быть вежливым. Ман не понимал, что происходит. Муж Зайнаб производил впечатление воспитанного и культурного человека, пусть и несколько нервного. Он зачем-то настаивал, что в душе он крестьянин, и подкреплял это утверждение строками из персидских стихов. Наваб-сахиб ужинал у себя.