И что думает его собственная семья? Знают ли они, как он живет? Если знают, то почему бросили его в таком бедственном положении? Ман решил, что, приехав в Дебарию, обязательно спросит их напрямую, что они знают, и расскажет то, чего они не знают. И где, кстати, сейчас живет жена Рашида с детьми?
Беспокоясь за судьбу Рашида, Ман отчасти поделился своими тревогами с Саидой-бай. Он не мог понять, чем заслужил ненависть Рашида и что означало «условное прощение» им воображаемой вины Мана. Образ Рашида и его несуразные фантазии не давали Ману покоя несколько недель.
Саида так встревожилась за безопасность Тасним, что позвала привратника и велела ему не пускать в дом бывшего учителя арабского языка ни под каким видом. Когда Ман сообщил ей об убеждении Рашида, будто существует заговор с целью женить его против его воли на сохнущей от любви к нему Тасним, Саида с возмущением и отвращением прочла ему отрывок из одного письма Рашида, который со всей несомненностью свидетельствовал о том, что всепоглощающей страстью был охвачен сам Рашид. Он писал, что хотел бы погрузиться лицом в облако ее волос, и высказывал еще много подобных желаний. Если раньше Рашид из принципа всегда писал чрезвычайно аккуратно, то под влиянием страсти его почерк превратился в каракули. Судя по данному отрывку, Саида беспокоилась не напрасно. Ман не мог не посочувствовать ей, когда, услышав о бредовой теории заговора со всеми ее изворотами, о которых она не имела представления, Саида до того разволновалась, что не могла сосредоточиться ни на чем: ни на музыке, ни на Мане, ни на самой себе. Он безуспешно пытался отвлечь ее от тревожных мыслей. Она казалась такой беззащитной, что ему отчаянно хотелось успокоить ее в своих объятиях, но он чувствовал, что ее расстройство легко воспламенимо и взрывоопасно и что он получит сокрушительный отпор.
–Если тебе понадобится какая-либо помощь,– сказал он ей,– сразу пошли за мной. Я, правда, не знаю, что с этой проблемой делать и что посоветовать. Я буду в округе Рудхия, но в доме наваба-сахиба знают, как со мной связаться.– Ман не стал предлагать ей в качестве пункта связи Прем-Нивас, потому что там Саида-бай была теперь персона нон грата.
Саида-бай восприняла его совет почему-то с некоторым испугом.
–Наваб-сахиб обещал поддержать кампанию отца,– объяснил Ман.
–Бедная девочка, бедная девочка,– проговорила Саида.– О господи, что это за мир! Иди, Даг-сахиб, Бог тебя храни.
–Ты уверена, что…
–Да.
–Я вряд ли смогу думать о чем-либо, кроме тебя,– сказал Ман.– Улыбнись мне, по крайней мере, на прощание.
Саида-бай улыбнулась ему, но глаза ее оставались грустными.
–Послушай, Ман,– обратилась она к нему на этот раз по имени,– веди себя очень осмотрительно. Не отдавай свою судьбу в руки одному человеку. Будь самим собой. И если даже меня не пригласят на Холи в Прем-Нивас, приходи ко мне, и я тебе спою.
–Ну, до Холи еще три месяца, а я вернусь максимум через три недели.
–Да-да,– рассеянно кивнула Саида.– Совершенно верно.– Она раза два медленно встряхнула головой и закрыла глаза.– Не знаю, Даг-сахиб, отчего я так устала. Мне даже кормить Мийю Миттху не хочется. Да храни тебя Господь.
17.5
Электорат округа Салимпур-Байтар составляли около 70000человек, из которых примерно половина была индусами и половина мусульманами.
Кроме двух указанных в названии городишек, округ включал более сотни деревень, в том числе и Сагал с Дебарией, где жила семья Рашида. В Законодательное собрание от него избирался только один депутат. На это место претендовали десять кандидатов: шесть от различных партий и четыре независимых. От Индийского национального конгресса был выдвинут министр по налогам и сборам Махеш Капур. Одним из независимых был Варис Мухаммед Хан, фиктивный кандидат, которого наваб-сахиб Байтара включил в список на тот случай, если его друг Капур не получит добро от Конгресса или уклонится по той или иной причине от предвыборной гонки.
Варису идея выступить в качестве кандидата понравилась чрезвычайно, хотя он и понимал, что его задача – продвигать всеми средствами Махеша Капура. Видя свое имя в списке кандидатов, вывешенном в офисе уполномоченного по выборам, Варис гордо улыбался. Список был составлен в порядке английского алфавита, и фамилия Хан шла сразу после Капура. Варис счел это соседство знаменательным – их имена стояли чуть ли не под одной шапкой. Все знали, какую роль играет Варис в предвыборной кампании, тем не менее его имя в одном списке с самыми известными людьми округа и даже штата придавало ему вес в форте Байтар. Мунши по-прежнему командовал им, но более осмотрительно. А если Варису не хотелось подчиняться, он всегда мог сослаться на загруженность предвыборной суетой.
Когда Ман с отцом прибыли в форт Байтар, Варис заверил их:
–Ну вот, министр-сахиб и Ман-сахиб, что касается района Байтара, то можете положиться на меня. Я все обеспечу: транспорт, митинги, барабанный оркестр, певцов – все. Скажите только людям в Конгрессе, чтобы прислали побольше плакатов с Неру и флагов Конгресса. Мы разместим их повсюду. И целый месяц мы не будем давать людям спать спокойно,– продолжал он радостно.– Они даже не услышат азан из-за наших лозунгов, вот как. Я позаботился о том, чтобы была горячая вода для вашей ванны. На завтра я организовал поездку по деревням, а вечером мы вернемся в город, и будет митинг. Ман-сахиб может поохотится, если хочет,– но боюсь, для этого не будет времени. На первом месте выборы, на втором нильгау. Но прежде всего я должен проверить, достаточно ли наших сторонников отобрано для посещения сегодняшнего митинга Социалистической партии, где они должны сорвать выступления ораторов своими вопросами и замечаниями. Эти харамзады даже не задумываются о том, что наш наваб-сахиб имеет полное право получить компенсацию за земли, которые у него отбирают, представьте себе! Сущая несправедливость. Они обирают его, а теперь хотят еще и оскорбить…– Варис осекся, осознав, что говорит это не кому иному, как автору злополучного законопроекта.– Я хочу сказать…– Не окончив фразы, он ухмыльнулся и энергично мотнул головой, словно вытряхивая эти мысли из головы. Они же были теперь как-никак союзниками.– Мне надо проверить там кое-что,– сказал он и оставил их на время одних.
Ман принял ванну не торопясь и расслабившись. Выйдя, он присоединился к отцу, в нетерпении ожидавшему его. Они стали обсуждать кандидатов, возможную поддержку людей из разных регионов, разных каст и вероисповеданий, свою стратегию по отношению к женщинам и другим группам населения, расходы на кампанию и способы оправдать их, а также маловероятную возможность уговорить Неру выступить в их округе во время его визита в Пурва-Прадеш в середине января. Ману было очень приятно, что отец обращался к нему гораздо уважительнее, чем обычно. В отличие от сына, Махеш Капур никогда не бывал в этом округе, но Ман считал, что отец может просто использовать опыт, накопленный в общении с людьми в Рудхии. Махеш Капур не делил людей на касты и не был по-настоящему религиозным человеком, однако значение этих факторов для предвыборной кампании живо интересовало его, и потому он внимательно слушал рассказы Мана о демографических особенностях этого непростого региона.