Карниш остановился в темноте. Впереди начиналась оживленная улица. По тротуарам сновали прохожие, по мостовой, не торопясь, катились автомобили.
Карниш злился на себя за свой страх, злился на Саймона за то, что тот знает о его существовании.
Они там. Он чувствовал их. Ищут его. Подстерегают.
Сколько?
Он потянулся своим сознанием в ночь. Трудно сказать. Шесть? Семь? Восемь?
Небольшая группа, но уже опасная. Смертельно опасная. Добыча превратилась в охотника.
Карниш поднял глаза к небу и издал полный ярости душераздирающий вопль, почти немой, но тем не менее услышанный многими из тех, кто был в этот час на улице.
Потом он втянул в себя свою тьму, сделал глубокий вдох и вышел из темноты на свет. Симпатичная женщина с хозяйственной сумкой столкнулась с ним, подняла голову, смущенно улыбнулась и отступила назад. Карниш сам был настолько ошеломлен, что даже не предпринял попытки атаковать ее сознание. Он уступил ей дорогу и долго слушал, как ее каблучки стучат по асфальту, будто маленькие лошадиные копытца. Потом покачал головой и двинулся дальше.
Он был голоден, и ему нужно было поесть. Знают о нем или нет, он должен поесть.
– Я – голос из ниоткуда. Я – звук в тишине. Я – мысль в пространстве. Зови меня…
– Заткнись, Бобби, ты посадишь батарею, – донесся голос Джека.
– Извини, Джек. Слушай, мы обошли район два раза. Ничего не нашли. Мы начинаем замерзать. Хотим погреться и выпить кофе. Потом с тобой свяжемся.
– Где вы находитесь?
– Недалеко от тебя. Пересечение Ла-Саль и Девятой. Здесь есть кофейня, называется «Шоколадная фабрика» или что-то в этом роде.
– Да, я знаю, где это. Только не больше получаса, ладно?
– Ладно. До связи.
Джек покачал головой. На стене у него висела карта, где он флажками отмечал местонахождение групп. Вынув голубой флажок, обозначающий Бобби и Роннй, он воткнул его на новое место, на угол Девятой и Ла-Саль. Желтый флажок, обозначающий Конни и Саймона, был в районе библиотеки, откуда они последний раз выходили на связь. Красный, флажок Бекки и Мартина, торчал в районе автобусного парка на пересечении Восьмой улицы и Первой Северной авеню. Джек отступил назад и окинул взглядом всю карту. Слишком мало людей для такой большой площади. Было бы эффективнее, если бы они ходили поодиночке, но это слишком рискованно.
Последние два часа он обзванивал все ночлежки и просил, умолял, требовал, чтобы принимали каждого, кто придет к ним сегодня, никому не отказывали. Его объяснения были расплывчатыми и туманными, но он упирал на то, что произошло убийство. Ему отвечали с прохладцей: когда долгое время работаешь с бездомными, до некоторой степени утрачиваешь сострадание. Все упирается в бюрократию, и если все койки заняты, значит, места больше нет, как бы сильно оно ни было нужно. Но Джек просил и умолял, чтобы сегодня – именно сегодня – всем нашли место. Может, кого-то ему удалось убедить. А может быть, даже всех. Он наклонился к микрофону и сказал:
– Ли?
– Я здесь, Джек.
– Где «здесь»?
– Лорин-парк. Тут все в порядке. Никого нет. Ночлежки, наверное, забиты под завязку.
– Надеюсь, что так.
– Слушай, Джек, мне ничего странного не попадалось. По-моему, этот парень просто чокнутый. Вся ночь псу под хвост.
– Поглядим.
– А как дела у остальных безумцев?
– Пока все спокойно.
– Я собираюсь проехаться до Вашинггон-авеню. Покручусь там и свяжусь с тобой.
– Хорошо.
Джек откинулся в кресле, заложил руки за голову и уставился на рацию, ожидая, когда она снова заговорит.
Он думал, правильно ли поступил, скрыв от остальных ту пленку двадцатилетней давности. Она, конечно, подтвердила бы рассказ Саймона. Но вместе с тем они бы испугались. Ему и так стоило больших усилий уговорить их патрулировать улицы. Если бы он дал им прослушать ту старую пленку с рассказом о том же самом чудовище, это было бы практически невозможно. В глубине души Джек почти смеялся над версией о вампире. Но если это все-таки правда, значит, он послал их на улицы, вооружив только рациями. Рациями и невежеством.
Джек тяжело вздохнул.
Так правильно ли он поступил, утаив от них такую жизненно важную информацию?
Да, правильно. Они нужны там, на улицах. Он солгал им, чтобы не возбудить в них страха, солгал во имя великой цели.
По крайней мере сейчас им ясна их цель – в определенной степени. В их функции не входит сражаться с этим существом, они должны всего лишь заставить его бездействовать. Пока этого вполне достаточно. Оно нападало на беспомощных, беззащитных людей, которых никто не будет искать, таких, как Малыш Тони или Фил-Книголюб. Оно не посмеет тронуть Саймона и других. Оно будет избегать встречи с ними.
Джек молился, чтобы это было так.
А если не будет?
Он взял со стола бутылку «Джонни Уокер» и налил виски в кофейную кружку. Он даже не обратил внимания, что там уже налит кофе. Ему было все равно. Он сделал большой глоток этой смеси, и его передернуло. Зашипела рация.
– Джек, это Саймон.
– Слушаю, Саймон.
– Мы на Хеннепин, направляемся в твою сторону.
– Что-нибудь случилось?
– Не могу сказать. У меня было чувство, что оно вышло на охоту. И знает, что мы ищем его.
Джек вздохнул:
– Будьте осторожны.
– Джек?
– Да, Саймон?
– Где Бекки, Джек?
Джек уже раскрыл рот, чтобы ответить, но радио снова зашипело и раздался голос Бекки:
– Саймон, мы с Мартином идем на север по Первой авеню.
– Саймон, ты слышал? – спросил Джек.
– Слышал. До связи.
Наступила тишина. Джек взял кружку и сделал еще один глоток виски с кофе. Итак, у Саймона возникло ощущение, что существо о них знает.
Это хорошо, подумал Джек.
Потому что мы тоже знаем о тебе.
Он молился, чтобы этого оказалось достаточно.
Ли Чэндлер пребывал в отвратительном настроении. Он уже упустил двух пассажиров из-за этого идиотского патрулирования, а ночные поездки, да еще из центра, могли принести неплохой заработок. По его прикидкам, он потерял уже около тридцати долларов. Не то чтобы ему нужно было работать этой ночью, он работал днем и заработал неплохо. Просто он очень не любил ездить впустую. Еще его удручало то, что он до сих пор не увидел ничего подозрительного. Никаких мрачных фигур, пробирающихся по темным переулкам, никаких загадочных существ, прячущихся в тени. Эти чертовы улицы сегодня на редкость пусты. В обычные дни в Лорин-ларк всегда копошатся толпы бродяг и пьянчуг, но сегодня здесь не было никого, кроме двух подростков, которые трахались, спрятавшись за скамейкой. Этот Саймон Бабич – настоящий параноик. То, что он не в своем уме, Ли понял сразу, как только он со своей девчонкой сел к нему в машину. «Отвези нас к реке». Полные идиоты. Но сердца у них добрые, и Ли невольно им посочувствовал. Они искали Фила, бродягу, о котором тревожились – по крайней мере Саймон точно тревожился. А Ли по себе знал, как много это значит. Его собственное путешествие по этой скользкой дорожке было достаточно коротким. Всего один год. Но это был самый грязный, самый поганый, самый вонючий, никчемный, мрачный и темный год в его жизни. Просто кусок дерьма, а не год. Как тухлая глазурь на торте предыдущих шести лет. Он был женат, у него даже был трехлетний сын, правда, не родной, но он все равно любил парня. Только оказалось, что у его жены есть свои планы, о которых Ли даже не подозревал. Она была родом из маленького провинциального городка, где добиться успеха означало выйти замуж, забеременеть, желательно пару раз, потом бросить парня, отсудить алименты и затеять такую же аферу с кем-нибудь еще. Этакий окольный путь к легкой и беззаботной жизни. Ли оказался второй остановкой Ирен на этом пути, но кое-что не сработало. Его старым яйцам не хватало сил сделать ее беременной. Чертовски плохо. Это просто выводило ее из себя. У него была приличная работа, обеспечивающая достойное существование. Ли работал на доставке мебели, пока не повредил спину. Полгода он просидел на больничном, а потом ему сказали, что он может приступать к работе. Правда, при этом ему было больно лишний раз пошевелиться, он не мог собственную задницу поднять с унитаза, не говоря уже о том, чтобы ворочать шкафы. А ему сказали, что он симулянт, и уволили. А вслед за этим его выгнала Ирен. Первой остановкой Ли был склад алкогольной продукции, второй – Армия Спасения. Потом он покатился по наклонной, уже нигде не задерживаясь, просто не верится, до чего это просто. А это чертово социальное страхование пальцем о палец не ударило, чтобы ему помочь. Ли даже не осознавал, что стал бездомным, пока в одной из ночлежек – он уже забыл, в какой именно – ему не сказали, что он уже провел здесь три ночи и должен освободить койку. А была, между прочим, зима. Все ночлежки забиты, а это значит, что надо постоянно ходить, ходить, ходить, не останавливаясь. Ноги не слушаются, спина болит, во рту пересохло. Каждый день обходить ночлежку за ночлежкой. Просто кошмар из ночлежек, бесплатных кухонь, издевательств подростков, насмешек шлюх и полицейских побоев. И так продолжалось без конца, день за днем, пока Ли не понял, что однажды он упадет и больше не сможет подняться. И умрет, как собака. И никто не узнает об этом, а если и узнает, то всем будет на это плевать. И черт возьми, умереть было гораздо лучше, чем терпеть такие мучения. И вдруг он встретил ангела. Он даже не знал его имени. Теперь, спустя два года, он даже не мог вспомнить его лица. Помнил только, что лежал в переулке и считал кирпичи в стене напротив, как вдруг увидел протянутую руку. Белую, чистую человеческую руку, так непохожую на его собственную грязную и опухшую клешню. Рука помогла ему подняться и устоять на ногах. Он помнил, как они сели в машину и куда-то поехали, помнил большой красивый дом, детские голоса. Помнил, как стоял под горячим душем, стоял, должно быть, полчаса, пока льющаяся с него вода не перестала быть черной. Помнил, как впервые за много месяцев съел полный обед. Ангел – Ли помнил только серый костюм и больше ничего – сидел и, улыбаясь, смотрел, как он ест.