Ронни вздохнула и внезапно сообразила, что остановилась, и Бобби недоуменно на нее смотрит.
– А Бекки приятная девчонка, а? – сказал он.
– Да, – сказала Ронни и снова вздохнула.
– Извини.
– Да нет, ничего.
– Саймон хороший парень, – продолжал он.
– Это что, должно меня успокоить?
– Прости.
Какое-то время они молча шли по Восьмой улице, потом свернули на Хеннепин и пошли по ней в сторону Двенадцатой улицы. Навстречу им попадались машины, но прохожих почти не было. Ночь с понедельника на вторник. Только полные идиоты шляются по улицам в такое время. Дойдя до Двенадцатой улицы, они свернули на восток. Застроенная старыми зданиями, в которых размещались второразрядные коммерческие заведения и офисы, эта улица была не очень хорошо освещена и утопала в тенях. Бобби остановился у входа в переулок и посмотрел в темноту. В переулке было очень темно, но в другом конце мерцали огни Одиннадцатой улицы. Они казались очень далекими.
– Войдем?
– Нет.
– Перестань, мы же добровольно согласились.
– Меня прямо в дрожь бросает.
– Я свяжусь с Джеком.
Бобби взял передатчик и сказал в него:
– Эй, Джек, это Бобби.
– Слушаю тебя, Бобби.
– Мы на Двенадцатой и собираемся пройти по переулку до Одиннадцатой. Это… Сейчас посмотрю… Между Маркет и Второй авеню.
– 0'кей. Будьте осторожны.
– Конец связи. – Бобби ухмыльнулся и повесил рацию на ремень. – Всю жизнь мечтал сказать эти слова.
– Ты чокнутый.
Бобби рассмеялся и взял ее руку в свою:
– Пошли. Неужели тебе не хочется остаться со мной вдвоем в темноте?
– Не особенно.
На мгновение ей показалось, что Бобби обиделся. Впрочем, он тут же улыбнулся, шагнул в темноту переулка и потянул ее за собой. Ронни невольно прижалась к нему и крепко ухватилась за его руку. Темнота сомкнулась над ними, словно они вошли в пещеру. Не было видно ни зги, будто они висели над бездонной пропастью. Внезапно у Ронни закружилась голова. Она остановилась и навалилась на Бобби.
– Эй, ты в порядке? – спросил он.
– Нет.
Сама не зная почему, она вдруг заплакала. Страх прошел, и теперь она думала о Саймоне. Бобби обнял ее за плечи и крепко прижал к себе:
– Когда я сказал, что Саймон хороший парень, я имел в виду, что такая девушка, как ты, могла бы найти себе и получше. Никогда не понимал, что ты в нем нашла.
– Ты дурак, – усмехнулась она.
– Нет, я серьезно.
– И кто же этот «получше»?
Она шмыгнула носом и, отклонившись, посмотрела на Бобби. В темноте их лица казались двумя светлыми пятнами, висящими друг перед другом. Бобби улыбнулся.
– Ну я, например.
– Ты и я?
– Неужели тебе никогда это не приходило в голову?
– Честно? Никогда.
– И почему же?
– Потому что ты мой друг.
– Ну да, и что?
– Это было бы как кровосмесительство. Все равно что спать с братом.
– Иди ты! А у тебя что, есть брат?
– Нет.
– А брат стал бы читать тебе стихи?
Ронни опять усмехнулась. Она знала, что Бобби пишет стихи, и даже прочла парочку, напечатанных в тонких журналах, которые лежали у него в квартире, открытые на нужной странице. Честно говоря, особого впечатления они на нее не произвели. Держась за руки, Ронни и Бобби двинулись в сторону огоньков на Одиннадцатой улице.
– Я назвал это стихотворение «Влюбленные во тьме», – сказал Бобби. – Мы в темноте. Мы бредем одиноко. Мы знаем друг о друге, но мы никогда не встречались. Ее дыхание, как шепот ветра, тревожащего цветы моего сердца. Я пою ее имя. Но она меня не слышит. Мы не встретимся никогда. Я хочу коснуться ее, но не смею. Мы бредем одиноко. Мы в темноте. – Он помолчал. – Ну как?
– Что «ну как»? Это же не стихи. Ни рифмы, ни ритма.
– Это белые стихи, в них и не должно быть рифмы.
– И когда ты их написал?
– Только что. Это про нас с тобой.
– Ты просто псих.
Она рассмеялась. Бобби тоже рассмеялся. Он остановился и развернул ее лицом к себе. Было так темно, что даже его лицо казалось тенью. Он наклонился и нежно, почти стыдливо коснулся губами ее губ.
– Итак, – сказал он.
Ронни мягко усмехнулась, и они продолжили путь.
– Ладно, прочти мне еще раз это стихотворение.
– Еще раз? Я его уже позабыл.
– Ну, Бобби!
– И все же я отвлек тебя от мыслей о Саймоне, правда?
Она кивнула. Они остановились и снова поцеловались.
– Итак, что же ты все-таки думаешь?
– Я думаю, что ты сумасшедший.
– Мы сможем что-нибудь выстроить на этом фундаменте.
Переулок за книжным магазином «Мунбим Букс» был темным и зловещим. Еще более зловещим, чем вчера днем, потому что сейчас рядом с ней не было Саймона.
– Итак, это произошло здесь, – сказал Мартин Бадз Бекки, не проронив ни слова, осталась стоять в свете с улицы.
– Твой парень – тот еще экземпляр, – сказал Мартин.
– Что это значит?
– Это значит, что у него богатое воображение.
– Он это не выдумал. Я ему верю.
Мартин хрюкнул, что, наверное, должно было означать смех, и шагнул в темноту переулка. Сделав несколько шагов, он полностью исчез в темноте. Бекки вздрогнула.
– Выходи оттуда, – попросила она.
– Зачем? Мы ведь должны проверять переулки.
– Только не этот.
– Почему?
– Мартин, пожалуйста.
– От того, что мы будем торчать на улице, пользы мало. Если этот парень работает в переулках, значит, их и надо проверять. Ты идешь или как?
Не дожидаясь ее ответа, он снова шагнул в темноту. Бекки закрыла глаза, глубоко вздохнула и пошла следом за ним.
– Подожди меня, – попросила она.
Мартин остановился. Бекки порылась в карманах и достала брелок-фонарик, прикрепленный к цепочке с ключами. Она сжала двумя пальцами, и он загорелся.
– Лучше, чем ничего, – сказала она.
В скудном свете фонарика лицо Мартина казалось нечеловечески мрачным. Он кивнул, соглашаясь. Они пошли дальше и миновали «Дамстер». Бекки фонариком осветила его подножие, где, по словам Саймона, он в последний раз видел Фила. Ее шея и плечи покрылись мурашками. Что-то бродит в ночи, подумала она. Что-то ждет нас и знает, что мы идем. Мартин прошел еще несколько шагов, и она поторопилась его догнать.