Сигареты - читать онлайн книгу. Автор: Хэрри Мэтью cтр.№ 27

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Сигареты | Автор книги - Хэрри Мэтью

Cтраница 27
читать онлайн книги бесплатно

Перед уходом Луиза вновь и вновь повторила ей, что будет о ней заботиться, покуда Фиби не исцелится. Полностью. Ее не ушлют в «клинику». Ее будут защищать от Оуэна столько, сколько она этого захочет. В восемнадцатый раз Фиби согласилась ехать домой. Однако поставила условие: поедет она одна и поездом – так, как они всегда возвращались из большого города, когда она поначалу ездила туда с родителями в детстве. Врачи Фиби посоветовали Луизе уступить ей.

В поездке Фиби узнала о череде букв и еще кое-что. З. т. в. ч. б. щ. р. д. означало старый поезд, несущийся по старым рельсам. На скоростях поменьше поезд говорил:


Сигарет-сс, ч-ч.

Сигарет-сс, ч-ч.


За все четыре часа она не нашла себе ни что съесть, ни что попить. Вагон трясло так, что читать не удавалось. Перед Покипси сломался под трехчасовым солнцем кондиционер. Люди, сидевшие с нею рядом, все время отодвигались. Увидев Луизу, Фиби заорала от болезненной радости. После, в ее не переделанной комнате, она содрала с себя всю одежду и забралась под простыни к себе на кровать из светлой сосны. Заснула.

Оуэн приехал в следующую пятницу. Когда она его увидела, боль вернулась – незнакомая боль, с которой Фиби пожила несколько дней, прежде чем смогла ее поименовать.

В два часа ночи, бодрствуя у себя в комнате, Фиби сидела у окна, пристально глазея сквозь жаркий лунный свет на деревья, лужайку и дома, осаждавшие ее. Слушала голоса у себя внутри. С невнятной настойчивостью верещалка все время напоминала ей о фотографии в комнате у отца. Благодаря ей самой та комната сейчас оставалась незанятой. Фиби встала и отыскала фотографию – портрет ее бабушки по отцу, сепия в рамке из гравированного серебра; бабушка та скончалась от удара, когда Фиби исполнилось два годика. Одета она была в черное, на затылке приколота широкополая шляпа, жакет с непомерными лацканами, сужающаяся книзу юбка до лодыжек, в руках некрепко зажаты длинные шелковые перчатки. Черты ее лица выражали суровость и бдительность. Глядя мимо камеры, взгляд свой она, казалось, устремила на некое бедствие, лишь подтверждавшее то, что она когда-либо подозревала. Фиби поставила снимок себе на тумбочку у кровати.

Новизна ее боли меньше проявлялась в симптомах – знакомых симптомах ее болезни,– нежели в источнике этой болезни, который Фиби воображала где-то вне себя. Сперва она не умела определить этот источник, и удалось ей это лишь после того, как Луиза открыла ей условия дарственной, которую Оуэн организовал по случаю ее двадцатиоднолетия.

То, что она затем обнаружила, не удивило б никого, кто наблюдал ее при Оуэне. Каждый жест ее и слово выражали презрение и отвращение. Стоило ему появиться, как она поджимала колени и скрипела зубами, напоминала себе о тех требованиях, какие нужно выставить, присматривалась к возможностям для нападения. Неспособная сама себя видеть, Фиби и не осознавала, до чего неотвязны ее чувства. Она чуть было не постигла «истину», когда Оуэн читал ей как-то раз под вечер:

Мистер Копперфилд хмыкнул.

–Ты такая сумасшедшая,– снисходительно сказал ей он. Он был в восторге от того, что оказался наконец в тропиках, и более чем доволен, что ему удалось разубедить жену останавливаться в до нелепого дорогом отеле, где их будут окружать одни туристы. Он сознавал, что эта гостиница зловеща, но именно это ему в ней и нравилось [53].

Фиби крикнула бы: «Совсем как ты!»– если бы как раз в тот миг отец ее не задремал. Ярость ее отвлеклась, и она лишь заворчала, от чего он проснулся.

Незадолго до дня рождения Фиби Оуэн разместил несколько сотен акций дорогостоящих ценных бумаг на счете доверительного хранения, открытом на ее имя, и распорядился, чтобы каждый месяц с его текущего чекового счета на ее счет переводили пятьсот долларов. Известие об этих распоряжениях привело эмоции Фиби в идеальный порядок.

–Он тебя ненавидит,– сказала женщина. В изумлении Фиби глянула на фотографию у своей кровати. С летнего поля взлетели два ворона и медленно замахали крыльями прочь с глаз над домом.– Он на что угодно пойдет, лишь бы тебя остановить.

–Ах ты пятидесятипинтовая пьянчужка,– ответила Фиби.

–Я его лучше всех знаю,– прокаркала женщина.– Помнишь первый раз, когда он всучил тебе деньги? Он никогда не изменится.

Оуэн сгустился для Фиби в отталкивающий образ себялюбия. Она разглядела, что он притворялся, будто поощряет ее свободу, лишь для того, чтобы половчее на нее нападать. Он даже больше не напускал на себя интерес к ее живописи. Конечно же, он наверняка ее ненавидит. Возможно, ненавидел ее всегда, а окружал своей чрезмерной заботой в детстве лишь для того, чтобы держать ее в своей власти, чтобы она наверняка покорялась его желаниям. Подумать только, она так его любила!

–Не рассчитывай, что я стану тебя благодарить,– сказала ему Фиби, узнав о его необычайном подарке.

–Я и не рассчитываю,– ответил Оуэн с такой кротостью, от которой ей захотелось пустить ему кровь.

–Я соглашаюсь лишь для того, чтобы заставить тебя что-нибудь заплатить.

Бабушка подучивала ее:

–Скажи ему, что он лис и свинья!

Горло у Фиби перехватывало от всхлипов ярости.

Иногда она шпионила за родителями, пряталась за дверью на террасу, где они выпивали перед ужином. Однажды вечером она услышала, как Оуэн предлагает Луизе убедить Фиби сделать тиреоидэктомию. Так она совершила второе открытие. Ее отец не желал удовлетворяться своим господством над ее жизнью; он желал самой этой жизни. Она мысленно перебрала способы, какими он вмешивался в нее с прошлого сентября: выбрал ей специалиста по щитовидке, выбрал ей психотерапевта, упорствовал в том, что все неприятности у нее – психологические, принижал ее вопиющие симптомы. Он подталкивал ее к самому пределу ее недуга, а теперь хотел ее вообще прикончить.

Вокруг нее хлопотливо трепетали черные шелка миссис Льюисон-старшей:

–Может, и думает он, будто не знает, что́ делает, но уж точно делает это.

Фиби, обмочившая себе штанишки на первом этаже, сидела у себя в ванной на унитазе. Ее переполняла яростная решимость. Она выживет и победит. Отец ее умрет первым. Или она его научит боли. Так было б еще лучше.

Луиза же не подводила ее никогда. Приходила, когда Фиби звала. А звала ее Фиби все чаще. Луиза превратилась в общество, а еще – в детскую любовь, запоздалую и не опоздавшую. Фиби жалела, что так жадно липнет к матери. Для Луизы, очевидно – неистощимой, эта зависимость сама по себе была достаточной наградой. То, что Луиза об операции даже не заикалась, Фиби не беспокоило: это значило, что ее мать отвергла предложение Оуэна. В конце концов, и сама она кое о чем не заговаривала – например, о жутком голосе своей бабушки.

А голос тот настойчиво раздался, когда первого августа Фиби узнала, что Оуэн приобрел «Портрет Элизабет»:

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию