Алессандро смотрит на него и пожимает плечами: «Лично я помню другую шутку, типа: „Что такое женщина?“ – „Это мужчина, который иногда плачет“ – это получше будет!»
– Слушай, да ведь это просто фильм!
– Да, а фильмы делают о настоящей жизни… Она постриглась, и, может быть, у нее есть кто-то другой.
– Слушай, во всяком случае, никогда еще деньги не были так хорошо вложены: я уверен, что Тони Коста заставит тебя изменить мнение.
– Ладно…
– Теперь мне хотелось бы чего-нибудь выпить.
Но тут Камилла перестает смеяться с подружками, берет телефон, смотрит на экран, улыбается и отвечает. Потом отворачивается от подруг и отходит от них подальше. Энрико смотрит на Алессандро. Тот пытается его успокоить:
– Сегодня у нее день рождения. Ты знаешь, сколько людей может позвонить, чтобы поздравить ее? Может, это подруга, которую ты забыл пригласить, или какая-нибудь двоюродная сестра вдруг вспомнила…
– Да, конечно. Или кто-нибудь другой, который позвонил, чтобы еще раз сказать, как ему нравится ее новая прическа…
Алессандро вздымает руки к небу и отходит в поисках бокала вина. Он подходит к столику:
– Немного красного, пожалуйста.
Алессандро смотрит, как официант наполняет его бокал. И снова воспоминание. Неожиданно, как молния. Елена. За несколько дней до своего ухода. Она заходит в комнату, где Алессандро работает за компьютером.
– Любимый… я тебе нравлюсь? Что скажешь?
– Что такое, любовь моя?
– Ты разве не заметил? Я постриглась! И цвет изменила на более темный!
Алессандро встает, подходит к ней и целует в губы.
– Ты стала еще красивее, если только это возможно, любимая моя… – Елена, улыбаясь, выходит. Уверенная в себе. Слишком уверенная. Может быть, в этом и была моя ошибка? Что давал ей чересчур много уверенности в себе?
– Прошу.
– Что?
– Ваш бокал, пожалуйста! – Официант протягивает ему вино, и воспоминание исчезает.
– Спасибо.
Он пьет и издали видит, что Энрико пристально смотрит на него. Он ему улыбается. Все хорошо, Энрико… все хорошо… Еще и потому, что бывают такие воспоминания, которыми не стоит делиться даже с самыми близкими друзьями. Даже если тебе больно. Боль. Вот именно. В любви боль пропорциональна красоте пережитой тобой истории. Прекрасное изречение. Алессандро снова смотрит на Энрико. «А ты, милый мой друг… будешь ли ты страдать? И насколько велики будут твои страдания?» И он снова ему улыбается. Энрико неуверенно отвечает на его улыбку. Алессандро ставит пустой бокал на столик. Конечно, выдать такое изречение человеку, подозревающему, что ему изменяет жена, – это совсем другое дело. Тогда ты ему не настоящий друг.
Глава сорок вторая
– Эй, покажи-ка!
Олли и Эрика подходят к Ники в душе. Ники намылилась и подставляет под воду глаза, чтобы их промыть.
– Что показать?
– Следы какие-нибудь остались?
– Какие же вы дуры! – И она брызгает на них водой.
Через несколько минут Ники сидит на скамейке в раздевалке. Она утопает в своем халате. Маленьким полотенцем с надписью «Champion» она вытирает себе волосы. Подруги стоят вокруг нее.
– Да блин, ты будешь или нет рассказывать эту свою историю?
– Еще раз? Я же уже все рассказала!
– Да, еще раз! Мне нравится, и меня это возбуждает.
– Да ты больная на всю голову.
– Нет? Ну ладно, скажу тебе правду. – Олли поглядывает на Эрику и Дилетту. – Я лично не верю, что этот тип – такой уж классный жеребец!
Ники срывает с шеи полотенце и пытается стегнуть им Олли, но та быстро отскакивает.
– Ты что, ты чуть не попала мне в лицо! С ума сошла!
– Но почему ты вечно придумываешь то, чего я не говорила?
– Ну ты же сказала, что тебе было классно, что он не торопился, что тебе понравилось, что он довел тебя до предела.
– Олли!
– Ну ты же сама говорила! И что, все это не обозначает жеребца?
– Нет. Еще я говорила, что он нежный, милый, заботливый, деликатный. Именно благодаря этому мне было так хорошо. А ты все извратила.
– Жеребцом, скорее, был ее бывший, Фабио, – вступает в разговор Дилетта.
Олли злобно на нее смотрит:
– А ты-то откуда знаешь?
– Ну, это видно… по его поведению, по походке…
Олли развеселилась:
– А ты-то вообще ни с одним парнем еще не была, что ты можешь понимать? Или ты уже попробовала с этим Фабио Фобия, а нам ничего не сказала?
– Конечно. Скажи тебе – ты будешь слюни пускать…
– Ну, уродина… – Олли хочет ударить ее.
Ники встает между ними.
– Эй, успокойтесь, успокойтесь, Ондочки!
Им с Эрикой удается установить мир. Олли снова садится.
– Вы что, с ума сошли? Как только заходит разговор о мужчинах, вы сразу в бешенство впадаете. У вас гормональная реакция, как у двенадцатилетних.
– Или еще хуже – феромональная, – улыбается Эрика.
Олли уставилась на нее:
– Феро – что?
– Надо было слушать сегодня на уроке по химии.
– Я не могла. Мне нужно было рисовать картинки для жеребца.
– Слушайте меня, – Ники снова набрасывает на плечи полотенце, – и запомните хорошенько. Во-первых, ни один мужчина, каким бы он ни был: большим, маленьким, средним, жеребцом или кем там еще, – никогда нас не рассорит. Обещайте.
– Обещаем.
– Во-вторых, мы всегда должны друг другу все рассказывать: о наших планах, мечтах… все – от страхов до радостей. Бывает, люди боятся поделиться чем-то невероятным, потрясающим или неимоверно красивым даже с собственными друзьями. Обещаете?
– Обещаем!
– В-третьих, кто из вас свяжется с Фабио или даже замыслит что-нибудь – горе тому! – Все три подружки удивленно переглядываются. – В смысле, что тогда вы свяжетесь с неисправимым эгоистом. – И она многозначительно смотрит на Олли. – Во всех смыслах этого слова… Раз тебя так это интересует.
Дилетта толкает Олли в бок:
– Как видишь, я хоть и не попробовала, а понимаю побольше тебя…
Олли пожимает плечами, делая противную гримасу. Эрика подходит к Ники.
– А мне Алессандро очень нравится. Классный мен. А сколько ему лет?
– А как по-твоему?
– М-м-м… Двадцать восемь-двадцать девять…
– Скоро будет тридцать семь.