Горький вкус любви - читать онлайн книгу. Автор: Сулейман Аддония cтр.№ 26

Жаркие бессонные ночи и четыре дня бесплодного ожидания привели к тому, что в пятницу утром я задумался над словами того мальчишки: влюблен ли я? Как можно полюбить человека, которого никогда не видел и не слышал? Скорее всего, я был просто одним из тысяч юношей Аль-Нузлы, жаждущих общения с девушкой и тоскующих по любви.

Нет, я не влюблен, думал я. Что я знаю про нее? Только то, что у нее есть розовые туфли. Я читал о том, что мужчины иногда влюбляются в отдельные части женского тела: в нежный ротик или в соблазнительные ресницы. А еще я слышал, что покачивание женских бедер тоже может вызвать в сердце мужчины любовь с первого взгляда. Но туфли? Должно быть, я первый человек в истории, который полюбил женщину исключительно из-за ее обуви. Нет, пора мне покончить с миром фантазий и выбросить эту девушку из головы. «Нет, я не влюблен, — твердо сказал я себе. — Просто я так давно мечтал о любви к женщине, что полюбил саму идею».

Так я пытался убедить себя, что ждать нечего, надеяться не на что и нужно перестать думать о девушке. «Завтра утром я должен пойти на работу и упросить хозяина не выгонять меня, — решил я. — Всё кончено. Я забуду о ней».

Но в субботу утром я проснулся с улыбкой на губах. Ведь у меня была мечта, дающая мне веру в любовь и собственные силы. Некоторые мечты легко забываются, но другие так западают в душу, что даже когда реальность вырывает их с корнем, ты сам находишь новое место, чтобы опять посадить их и начать всё сначала.

Мне в голову пришла идея.

Я пойду туда, где она живет, сказал я себе. Я пойду к девятиэтажному дому и буду ждать ее там. И я сам напишу ей записку. Должен же быть способ тайком передать ей послание.

— Точно! — восклицал я про себя. — Теперь моя очередь рассказать ей, что она очаровала меня с тех самых пор, как написала, что я — единственный цветок в саду ее сердца уже много недель и месяцев.

С того дня началось мое новое путешествие — я отправился на поиски своей незнакомки.

— На этот раз у меня получится, — пообещал я себе, споласкивая грязную одежду.

В тот вечер я забылся и снял трубку с трезвонившего телефона. Это был хозяин автомойки. Он заявил, что уже несколько дней пытается дозвониться до меня, и перешел на крик:

— Что у тебя с головой? Ты же иностранец! Ты представляешь себе, сколько людей отдали бы свою жизнь, чтобы приехать в эту страну и получить работу? Ко мне каждый день приходят эмигранты и умоляют нанять их, а ты так со мной поступаешь!

Я молчал. Я просто слушал, как он выпускает пар, а мысли мои были совсем в другом месте. Я уже начал сочинять письмо девушке и теперь мучился сомнениями: упрекнуть ли ее за внезапное исчезновение или посвятить письмо исключительно тому, как я скучал без ее записок и туфелек.

— Насер? Насер?! — орал в трубку хозяин. — Я терплю все твои выходки только потому, что много лет ты был хорошим работником, однако если завтра тебя не будет на мойке, ты уволен! — И он бросил трубку.

Я же заторопился к письменному столу, вырвал из дневника несколько чистых листов и написал свое первое любовное послание. Было нелегко. Я хотел создать нечто достойное пера поэта. Например, что-то вроде стихов, что сочинял в лагере беженцев наш эритрейский писатель. Другим примером для подражания мне служил Антара ибн Шаддад — доисламский бедуинский поэт, сын благородного араба и абиссинской рабыни, который завоевал сердце своей возлюбленной красавицы Аблы посвященными ей поэмами. Антара гордился бы мною и пожелал бы мне удачи, ликовал я, закончив писать. Сложенное в несколько раз письмо уместилось в ладони. Теперь я был готов отправиться к дому, где жила девушка моей мечты.

На чистом небе сияло солнце — прекрасное начало дня! Аль-Нузла возвращалась к жизни: на улице снова появились люди, над ними висел нескончаемый гомон. Грузовик с цистерной бензина припарковался возле моей пальмы. Мимо меня пробежал ребенок с арбузом в руках — как ему силенок хватило поднять такой груз?

Я прибыл к девятиэтажному дому с твердым намерением не уходить до тех пор, пока не увижу розовые туфельки.

Устроившись напротив подъезда, я поднял голову и стал осматривать здание. Крыша была сплошь утыкана большими телевизионными антеннами. На одном этаже помещалось две квартиры, каждая с балконом. Черные ящики кондиционеров выстроились в одну линию по всей высоте здания. Из них капала вода, оставляя на кирпичах неопрятные пятна.

Все, кто входил или выходил из здания, были одеты в арабское платье. И ни одна из женщин не щеголяла розовыми туфельками. Теперь я жалел о том, что в пору наших встреч в Ба’да Аль-Нузле я концентрировался только на туфлях девушки, не уделяя внимания другим ее чертам. Почему я не запомнил, какого она роста? Почему не приметил особенностей ее походки, ширину плеч или свойственный ей аромат — что угодно, ведь любая такая примета помогла бы мне найти ее?

Ровно в час дня мощные динамики мечети ожили, и из них полился призыв к дневной молитве. Я не сдвинулся ни на дюйм. Даже когда прозвучал второй азан и слепой имам приступил к молитве, я всё еще стоял перед домом. Я боялся только одного: что гоняюсь за призраком, что моей девушки нет и не было вовсе, что лишь иллюзия любви поманила меня в этом бесчувственном мире и растаяла.

Звук приближающегося автомобиля заставил меня повернуть голову. Это был большой, угрожающего вида джип религиозной полиции. Я снова обратил всё свое внимание на девятиэтажку, потому что туда тоже как раз подъехала машина.

Черный джип остановился прямо передо мной, загораживая обзор. Тонированные стекла опустились, и один из мужчин в салоне что-то крикнул. Я слышал, что он сказал, но отвечать мне было некогда: я пытался рассмотреть двух женщин, которые выходили из той, второй машины. Перед тем как скрыться внутри здания, одна из них задержалась и несколько долгих секунд смотрела в мою сторону.

«Возможно ли, что это она? — лихорадочно соображал я. — Нужно ли попытаться передать ей записку?»

— Что ты здесь делаешь? — крикнул агент полиции из черного джипа.

До меня вдруг дошло, что записка, которую я сжимал в руке, явится неопровержимым доказательством моего преступления. Я смял ее, сунул в рот и стал жевать, стараясь как можно сильнее смочить бумагу слюной, чтобы растворить чернила. Потом отвернулся от джипа и выплюнул влажный комок на землю. Полные нежности слова, которые я подбирал для моей хабибати, растворились у меня во рту.

Агент выскочил из джипа и приблизился ко мне. Я сглотнул. В руках у него была дубинка. Она была сделана из тонкой гибкой древесины, чтобы не сломалась от ударов.

— Почему ты не в мечети? — рявкнул он.

Остатки записки его не интересовали. Я испытал несказанное облегчение, но дар речи ко мне так и не вернулся.

Полицейский ткнул меня дубинкой под ребра.

— Я с тобой разговариваю, — сказал он. — Почему ты не в мечети?