Поэтому птица в неволе поет - читать онлайн книгу. Автор: Майя Анджелу cтр.№ 62

Оказаться в одиночестве и неведении на цирковом канате юности – значит испытать на себе изумительную красоту полной свободы и угрозу безоглядной нерешительности. Немногим удается пережить подростковый возраст – можно сказать, никому. Почти все поддаются на невнятное, но убийственное давление взрослого конформизма. Оказывается, что проще умереть и избежать конфликтов, чем вести постоянную битву с превосходящими силами зрелости.

До последнего времени каждое поколение со все большей готовностью признавало себя виновным в юности и невежестве, все с большей готовностью принимало наказание, которое накладывало на него старшее поколение (которое совсем недавно само признавалось в том же преступлении). Требование немедленно повзрослеть казалось более переносимым, чем безликий ужас неустоявшихся целей, без которого не обходится ни одна юность.

Яркие часы, когда юность бунтует против того, что солнце клонится к закату, сменяют периоды длиной в двадцать четыре часа с названием «сутки»: каждому из них не просто соответствует определенное число, у каждого есть свое имя.

В нежном возрасте чернокожие женщины подвергаются нападению всех этих извечных сил природы и одновременно попадают под тройной перекрестный огонь мужских предрассудков, лишенной логики ненависти белых и отсутствия власти у Черных.

Тот факт, что многие взрослые афроамериканки становятся сильными натурами, часто вызывает изумление, отвращение и даже агрессию. В нем редко усматривают неизбежный итог тяжкой борьбы за выживание, при том что он заслуживает если не восторженного признания, то хотя бы уважения.

«Колодец одиночества» ^[6] стал моим посвящением в тему лесбиянства и, как мне представлялось, в порнографию. Много месяцев книга эта оставалась усладой и угрозой. Она позволила мне краем глаза заглянуть в загадочный мир извращений. Она подействовала на мое либидо, и я сказала себе, что она способствует моему образованию, поскольку из нее я узнала о трудностях существования в потайном мире извращений. Я была убеждена, что среди моих знакомых извращенцев нет. Я, разумеется, исключила из их числа двух женоподобных дяденек, который иногда оставались у нас ночевать и готовили невероятные ужины из восьми блюд – на накрашенных лицах оставались дорожки от капель пота. Но поскольку все их принимали и, что самое главное, они принимали самих себя, я знала, что смеются они искренне, а жизнь их – развеселая комедия, которую они прерывают, только чтобы сменить костюмы и освежить грим.

А вот настоящие фрики, «женщина с женщиной», захватили мое воображение, не вполне туда вмещаясь. Если верить книге, их отвергала родня, над ними издевались друзья, их изгоняли из общества. И это тяжкое наказание они несли лишь из-за своих физических свойств, им совершенно неподвластных.

Перечитав «Колодец одиночества» по третьему разу, я ощутила, что сердце мое кровоточит от сострадания к гонимым непонятым лесбиянкам. В моем представлении слово «лесбиянка» было синонимом гермафродита, и даже если я не переживала от всей души за их бессчастное состояние, меня сильно занимало, как они управляются с простейшими телесными функциями. Неужели у них имеются органы на выбор, а раз так – они пользуются ими по очереди или только теми, которые больше нравятся? Еще я пыталась представить любовные утехи двух гермафродитов, и чем больше над этим размышляла, тем безнадежнее запутывалась. Наверняка наличие всего, что есть у обычных людей, в двойном экземпляре, плюс четыре штуки того, чего у других по два, сильно усложняет все эти дела – еще крепко подумаешь, нужно ли тебе вообще заниматься любовью.

По ходу всех этих размышлений я вдруг заметила, каким низким стал мой собственный голос. Он гудел и рокотал на два-три тона ниже, чем у одноклассниц. Ступни и ладони у меня тоже были отнюдь не миниатюрные и не женственные. Я встала перед зеркалом и беспристрастно рассмотрела свое тело. Для шестнадцатилетней груди у меня были прискорбно неполновесные. Скорее небольшие вздутия – и это еще если смотреть добрым взглядом. От грудной клетки до коленей у меня шла прямая линия, не прерывавшаяся даже крошечным всхолмием. Девчонки младше меня похвалялись, что им приходится брить подмышки, мои же были гладкими, как и лицо. Кроме того, на теле образовалась поросль, которой вообще не находилось объяснения. На первый взгляд, совершенно бессмысленная.

После этого под одеялом у меня поселился вопрос: с чего начинается лесбиянство? Каковы симптомы? В городской библиотеке удалось раздобыть сведения по поводу сформировавшихся лесбиянок (сведения крайне отрывочные), но по поводу превращения в лесбиянку – ни слова. Впрочем, я выяснила, что разница между лесбиянками и гермафродитами заключается в том, что гермафродиты «такими рождаются». Трудно было понять, как возникает лесбиянство: развивается постепенно или настигает со стремительностью, столь же ошарашивающей для пострадавшей, сколь и омерзительной для окружающих.

Я вгрызалась в невнятные книги и в собственные незрелые представления, не находя ни крупицы успокоения или понимания. Голос же меж тем отказывался подниматься в верхний регистр, куда я его изо всех сил пыталась загнать, а обувь приходилось покупать в отделе «удобной для пожилых».

Я обратилась к маме.

Однажды вечером папа Клиддел ушел в клуб, я же присела на край маминой кровати. Она, как всегда, проснулась мгновенно, полностью. (Вивиан Бакстер не имела привычки зевать и потягиваться. Она либо спала, либо бодрствовала.)

– Мам, мне нужно с тобой поговорить… – Необходимость задать этот вопрос была мучительной, ибо разве не содержал он сам по себе подозрение в моей нормальности? Я достаточно хорошо знала свою маму и понимала: соверши я едва ли не любое преступление и сознайся ей в этом, она бы не только не отвергла меня, но напротив – как могла защитила бы. Но вдруг я действительно превращаюсь в лесбиянку – как она на это отреагирует? А потом, есть еще и Бейли, за него тоже тревожно.

– Давай, спрашивай, только брось мне сигарету.

Ее спокойствие меня не обмануло. Она любила повторять, что главный ее секрет в следующем: «Надейся на лучшее, готовься к худшему – а ничему в промежутке не удивляйся». Это прекрасно работало в большинстве случаев, но если единственная ее дочь превращается в…

Она подвинулась, похлопала по постели.

– Ну-ка, дочь, залезай сюда. А то и спросить не успеешь – замерзнешь насмерть.

Лучше пока было оставаться где есть.

– Мамуля, моя записная книжечка…

– Рити, ты про свою вагину? Брось ты эти южные выражения. В слове «вагина» нет ничего неприличного. Медицинский термин. Ну и что с ней не так?

Под лампой-ночником сгустился дым, потом всплыл, пытаясь вырваться из комнаты. Я уже до смерти жалела, что вообще решила ее о чем-то спрашивать.

– Ну? И что? Крабики заели?

Я не знала, кто такие крабики, она меня озадачила. Я решила, что, наверное, у меня и они есть, так что нехорошо будет это отрицать. С другой стороны, а вдруг нет, а я сейчас возьму и совру, что есть?