Алкоголь вырубил нас прошлой ночью, прежде чем все могло закончиться серьезно. Но мы были очень к этому близки. Я знал, что Стражницы принимали какие-то подавляющие репродуктивную функцию препараты – недавняя медицинская разработка революционного режима, – но, судя по невнятному бормотанию Энни, она сомневалась, что они по-прежнему действовали.
– Это… наверное, нормально?
Я все равно волновался, что причиню ей боль.
– Есть и другие вещи, которыми мы можем заняться.
Мое лицо приятно потеплело при воспоминании о том, что произошло после этого.
Так, может быть, мы нашли способ насладиться чудесным мгновением, не причинив себе вреда. Но я все равно решил больше никогда не пытаться повторить это пьяным.
Я подвинулся в сторону, и Энни тихонько перекатилась на другой бок. Я поцеловал ее теплый, слегка вспотевший лоб, и она спокойно продолжила спать. Глядя на ее разгладившееся во сне лицо, на ее волосы, спутавшиеся после ночи в моих объятиях, я ощутил внезапный прилив такого острого счастья, что стены этой комнаты не могли удержать его. Я обнял Энни, как любовник, не желая корить нас обоих за то, что мы осмелились быть счастливыми.
Я хотел насладиться восходом солнца.
Снаружи еще стелился утренний туман, неяркое солнце обмакнуло снежные вершины в розоватую дымку, а серый горизонт сливался с угольным небом, и казалось, что небо было бесконечным. Скопа парила вровень со скалами, а в миле от них плескалась стая дельфинов. Я набрал полную грудь воздуха с ощущением, что могу вдыхать снова и снова, а затем задерживать дыхание, чувствуя, как морской воздух переполняет меня изнутри. Я мог до бесконечности наслаждаться этим соленым воздухом, этим ярким утром, этой переменчивой, радостной жизнью.
Далеко-далеко, словно крошечные пятнышки, где-то у Башен Моряка виднелись корабли.
Чьи это корабли?
Я был слишком далеко, чтобы разглядеть драконов поменьше, но одна парящая клякса отчетливо выделялась над карстовым лесом, ее крылья – огромная черная линия, распростершаяся над морем.
Одинокий голиафан, кружащий вокруг того, что напоминало заслон из военных кораблей.
Я вспомнил о летописях и герменевте, ожидающих меня в библиотеке. Я не мог позволить себе потерять еще один день. Я не знал, сколько мне понадобится времени на чтение летописей и на разбор летных записей на герменевте. Я начну после завтрака.
Возможно, это будет неторопливый завтрак в постели с Энни.
– Милорд! Я хотел поговорить с вами.
Обернувшись, я увидел Найджела, который поднимался по тропинке из Травертина. Аргос бежал следом за ним, разгоняя сонных, болтливых буревестников.
– Не хотел тревожить вас в ночь вашего приезда, – сказал Найджел, подходя ко мне. – Но за день до вашего приезда здесь были гости. Прилетели на драконах. У них были триархальные эмблемы с этой новой нашивкой в виде клевера. Они не стали задерживаться, узнав, что других гостей у меня не было, но спрашивали о вас.
Его спокойный тон отметал любые вопросы об угрозах, которые он, безусловно, получил, столкнувшись один на один с двумя драконьими наездниками.
– В общем, вчера я решил, что разумнее всего будет отправиться в городок и попытаться выяснить какие-нибудь подробности.
Под городком подразумевался Харфаст, где находилась самая отдаленная резиденция драконорожденных в Дальнем нагорье, где жила большая семья Гартов. Сам Найджел был бездетным вдовцом. Он достал из кармана листовку и протянул мне:
– Нашел много таких.
На листовке изображены два грубо нарисованных лица: мое и Энни. МЕНЯ РАЗЫСКИВАЛИ ЖИВОГО ИЛИ МЕРТВОГО по обвинению в убийстве Атрея Атанатоса, Первого Защитника Каллиполиса. Это, как я понял, придумано на случай, если я окажусь несговорчивым.
Энни обвинялась в преступлениях против народа и государственной измене. Под именем Энни виднелся подзаголовок: ПУСТЬ СТЕРВА-КОМАНДУЮЩАЯ ПОНЕСЕТ ЗАСЛУЖЕННУЮ КАРУ.
В ночь нашего приезда Найджел не спросил, кто такая Энни. И вообще у меня сложилось впечатление, что он и не хотел знать. Он, кажется, был из тех людей, которые предпочитают закрывать глаза на текущие события, узнавая о них позже; я сомневался, что он мог прочитать листовку, которую протягивал мне. Но он явно обо всем догадался.
– Спасибо, что показали мне это, мистер Гарт.
Он кивнул:
– Я в вашем полном распоряжении, милорд. Если они придут снова, мы отправим вас по туннелю из подвала в Трав.
Он приподнял фуражку, низко поклонившись, и чопорно засеменил к своему флигелю, а я направился по лестнице в Большой дом. Еще недавно я дышал полной грудью, стоя на краю обрыва, теперь же мои легкие сковала свинцовая тяжесть.
Судебный процесс. Иксион забыл о фарсе Турниров по Отсеиванию. Энни больше не звали на арену, чтобы сразиться за звание Первого Наездника. Иксион понял, что мог другим способом лишить свою главную соперницу из низов ее законного звания. Он желал вздернуть ее на дыбу и устроить из этого зрелище.
А это означало, что его охота на нас еще не закончена.
Войдя в комнату, я обнаружил, что Энни ворочалась в постели, такая же сонная и счастливая, как и я полчаса назад. Я собираюсь с силами, чтобы показать ей листовку, зажатую в кулаке, как вдруг она ласково обвивает мою шею руками.
– Я хочу, чтобы эта неделя длилась вечно, – сказала она.
Ее беззаботное лицо сияло, и казалось, передо мной был совсем другой человек. Более юный и улыбчивый, которого я только сейчас разглядел после стольких лет знакомства с ней. И мое сердце разрывалось от боли.
Я засунул листовку в карман и поцеловал ее руку.
Одна неделя. Я могу дать ей одну неделю.
– Вечно, – пообещал я, и она потянула меня обратно в постель.
25
Медеанская лига
ДЕЛО
НОРЧИЯ
Всю неделю перед весенним саммитом я продолжал работать секретарем. Грифф большую часть времени проводил на Башнях Моряка, где начались первые столкновения с вражеским флотом; по вечерам, вместо того чтобы напиться и прийти ко мне, он закрывался в гостиной Временного дворца с Криссой сюр Фаэдра. Из-за их общения во мне вспыхнули первые проблески ревности, даже я не мог не заметить, как красива Крисса, но все изменилось после того, как однажды я прошел мимо запертой двери гостиной и случайно подслушал их разговор:
– Верно, поэтому я думаю, что в этом случае вы также будете просить право на торговлю…
Они сочиняли его обращение к Лиге. Я понимал, что она прошла дипломатическую подготовку, но все равно чувствовал себя немного оскорбленным. Я тоже был обучен языку дипломатии. Ему нужно было только попросить.
Пользуясь тем, что за мной никто не наблюдал, я стал приводить Астианакса в кабинет Великого Повелителя. Пока я работал, он учился писать. Сти не жаловался на возобновление школьных занятий, и я понял, что он рад, что ему больше не приходилось выходить одному на норчианские улицы, где его обижали. Когда я спросил его, рад ли он предстоящему возвращению в Каллиполис, на его лице появилась неуверенность.