— Док не проболтается, — покачал головой Райдер. — Он всегда молчал про то, что творится у него в отеле.
— Ты же купил его молчание за двадцать долларов. Такой, как он, запросто может заговорить еще за две десятки.
— Ты ошибаешься. Не важно, как это выглядело, но деньги являлись подарком, а не взяткой. Раскрыв рот, Док потеряет намного больше, чем выиграет. — Взяв в ладони ее лицо, он легонько поцеловал Мэри в лоб. — Поверь мне хотя бы на сей раз. Я знаю, что говорю.
С минуту подумав, девушка нерешительно кивнула в знак согласия. Привыкнув во всем полагаться на родню, трудно было отнестись с той же степенью доверия к постороннему человеку. Тогда как жизненный опыт Райдера основывался как раз на обратном.
— Ну ладно, — кивнула она. — Здесь не моя территория.
— Еще бы, — улыбнулся он и, развернув Мэри, тихонько подтолкнул ее в сторону спальни. В тот же миг в дверь постучали. — Ступай. Это, должно быть, Док с вещами.
Мэри скрылась за дверью спальни, почти все пространство которой занимала пышная кровать с пологом. В одном углу находился гардероб, в другом — комод. Подобрав юбки, чтобы не зацепиться за монументальное кресло и зер-кало-псише, Мэри пробралась к французским дверям и, дернув их за ручку, обнаружила, что они заколочены наглухо. Прижавшись лицом к мокрому от дождя стеклу, Мэри сумела разглядеть тесный балкончик, находящийся в весьма плачевном состоянии: каменные перила обрушились, пол угрожающе растрескался. Вздохнув, девушка пришла к выводу, что ей так и не суждено открыть французские двери до тех пор, пока балкон имеет столь убогий вид, — это было бы опасно. Стараясь отгородиться от унылого серого неба и монотонного шелеста дождя, Мэри задернула занавески, а потом включила газовый светильник и начала раздеваться. Она как раз прятала свои вещи в гардероб, когда на пороге появился Райдер с саквояжами.
— Тебя это удовлетворяет? — спросил он, имея в виду комнату.
— Да, конечно. — При виде столь трогательной работы у нее на губах блеснула легкая улыбка. — Райдер, я понятия не имею, за кого ты меня принимаешь, но наша каморка в пещере Заблудших Душ казалась мне дворцом по сравнению с прежней кельей в монастыре.
Он как-то об этом и не подумал. Чаще всего ему на память приходил либо их летний особняк в долине Хадсона, либо персональный вагон, который мог быть предоставлен в распоряжение любого из членов семьи. И хотя Райдер ни разу не видал особняка Маккензи в Нью-Йорке — он был уверен, что тот ничуть не хуже всего остального.
Мэри захлопнула дверцы гардероба и уселась на кровать, чтобы расшнуровать ботинки, пользуясь скамеечкой для ног.
— Мне здесь будет очень хорошо, — заверила она, — пока это место будет безопасно для тебя.
— Вряд ли я смогу к этодоу привыкнуть, — пробормотал он. — Ведь ты могла бы иметь так много, а довольствуешься малым.
— Ты твердишь о материальных благах. А они никогда меня не волновали. Зато наш дом всегда был полон любви, веселья и шуток. Да и монастырь тоже. И если ты полагаешь, что я соглашусь на нечто меньшее в нашем доме, то ошибаешься.
Да, конечно, душа ее увянет без всех этих вещей. Опустившись на колени, Райдер помог ей распутать туго затянувшийся узел и снял ботинок.
— Мне было бы намного проще, если бы ты просто потребовала обеспечить тебе роскошную жизнь, — заметил он. — Я бы нашел золотую жилу — да и дело с концом.
— Ну вот, ты уже и рассмешил меня, — хихикнула она. — Так что нечего жаловаться, что боишься не справиться!
В ответ он пощекотал ей пятку и щекотал до тех пор, пока девушка не закашлялась от хохота. Чтобы получить разрешение снять второй ботинок, ему пришлось чуть ли не поклясться вести себя прилично. Пока Мэри снимала чулки, Райдер ловко расстелил кровать, а потом заботливо укрыл Мэри одеялом и поцеловал в губы.
Она заснула прежде, чем он успел выйти.
Первым делом разведчик прошел к стойке Дока Стейнли, чтобы поболтать с ним о том о сем. Хотя старина Док скорее дал бы руку на отсечение, нежели разболтал тайны постояльцев «Монарха», ничто не удерживало его от сплетен и слухов, ходивших по городу. Он знал много такого, что никогда не попадало в газеты.
Райдер слушал его болтовню, почти не перебивая вопросами. Ему не хотелось давать Доку возможность угадать цель его появления в Вашингтоне. Не прошло и часа, а Райдер узнал достаточно для того, чтобы определить свои первые шаги.
Добираясь от отеля до ближайшей библиотеки, разведчик успел промокнуть до нитки, и когда снял пальто в гардеробе, на мраморный пол натекла целая лужа. Пробираясь к стойке библиотекаря, он производил больше шума, чем если бы шел по усыпанному сухой листвой осеннему лесу. Звонкий чавкающий звук от набравшейся в ботинки воды сопровождал каждый шаг по холодному с зелеными прожилками камню.
Возмущенная столь неприличным поведением, библиотечная дама встретила Райдера весьма неприветливо и не смогла скрыть своего возмущения, хотя и принесла все, что он хотел. Бедняга не пожелал тратить силы на то, чтобы пытаться завоевать расположение — все равно сия особа почитала публичную библиотеку своей собственной вотчиной и относилась к любому читателю как к захватчику. Наверное, она была бы просто счастлива, если бы в один прекрасный день мраморные львы у входных дверей превратились в настоящих.
Райдер пристроился с краю пустого длинного стола. Сюда и так ходило не много народу, а в этот поздний час в зале оставались лишь несколько человек. Разложенные на столе подшивки газет содержали практически все сведения о резне в каньоне Колтера, о приговоре суда и его бегстве. Разведчик старался как можно объективнее относиться к тому, что читал, и не воспринимать каждое искажение фактов как намеренную клевету. По зрелом размышлении большая часть ошибок репортеров объяснялась скорее невежеством, а не целенаправленной ложью.
Чаще всего это относилось к незнанию родового строя племени апачей. Всех их валили в одну кучу и самого Райдера классифицировали просто как апача, не вдаваясь в подробности деления клана на чихуахуа, тонто и прочие племена. Естественно, при этом фигура Райдера Маккея приводила читателя в полное недоумение. Он представлялся неразрешимой загадкой: белый человек, расставшийся со своим народом ради жизни с пленившими его дикарями — а потом повернувшийся спиной к принявшему его как родного племени и объявивший ему войну. Мало того, он еще раз в корне изменил свое поведение, коль скоро его обвинили в пособничестве врагам, устроившим резню в каньоне Колтера.
О том, что он пытался приставать к Анне Лей Гамильтон, писали только иногородние газеты — да и то в двух-трех строчках, чаще всего просто упоминая о присутствии там дочери сенатора Гамильтона. Вашингтонские же газеты и вовсе умалчивали о ней — по крайней мере в связи с обвинениями, выдвинутыми против Райдера.
В то же время светские хроники буквально пестрели именем Анны Лей Гамильтон. Она исполняла роль хозяйки, устраивая для своего отца большие званые приемы для друзей и интимные вечеринки для самых близких. Сопровождая сенатора, она посещала практически все важные мероприятия в городе, а из торопливого просмотра, сделанного Райдером, выходило, что такие важные мероприятия случались в Вашингтоне едва ли не каждый вечер.