— Там кто-то стучит в дверь, — окликнула его вскоре Мэри. — Ты кого-нибудь ждешь?
— Это нам принесли обед, — отвечал Маккей. — Я сам открою. Ты слишком разбита.
— Я не разбита, — проворчала она. — Я раздета. — И с этими словами плюхнулась обратно на тюфяк. Полотенце моментально сползло с ее груди, и она безуспешно пыталась его поправить, когда в спальне появился Райдер. С сомнением окинув его взглядом, Мэри заметила:
— Да и ты тоже не вполне готов к приему посетителей.
Маккей поспешно выхватил из гардероба сухие брюки и рубашку. Кое-как напялив все это на себя, он поспешил к двери, кинув на ходу:
— Ты тоже одевайся. Нам надо кое-куда сходить, как только покончим с обедом.
— Сходить?..
Райдер не успел ответить, так как уже открыл дверь. На пороге стоял Док с подносом, уставленным тарелками, прикрытыми крышками. Райдер принял поднос у него из рук.
— Я не привык разносить обеды всем подряд.
— Я и не ожидал, что ты сам это сделаешь. — Балансируя подносом на одной руке, Маккей полез другой в карман за мелочью.
— Не суетитесь понапрасну, — отрицательно качнул головою Док. — Я зашел к вам еще по одному делу.
— Вот как?
— Миссис Андерсон — она занимает номер как раз под вашим — явилась ко мне с жалобой. По ее словам выходит, что на нее только что обрушился целый водопад. Но для вас это совершенная неожиданность, не так ли?
— Моя супруга принимает ванну, — не моргнув глазом ответил Райдер. — Надо пойти спросить у нее.
Док не спеша осмотрел мокрые волосы и косо застегнутую рубашку, прилипшую к влажной груди Маккея, и пришел к определенным выводам. Скрыв лукавую ухмылку за покашливанием, он произнес:
— Спросите непременно.
Закрыв за ним дверь, Райдер отнес поднос на столу окна в гостиной. Приподняв крышки так, чтобы ароматы горячей еды достигли дверей в спальню, он окликнул жену:
— Чуешь, как пахнет? Обед подан!
— Я слышала все, что говорил тот человек, — донеслось в ответ. — И больше не переступлю порога этой комнаты.
— Как пожелаешь, — улыбнулся Райдер.
Не спеша расставив на столе тарелки, он уселся. Мэри присоединилась к нему еще до того, как он успел развернуть чистую салфетку.
— У меня в животе бурчит от голода, — воинственно заявила она, садясь напротив.
— Я же ничего не сказал.
— Тебе и не было в том нужды, — не унималась Мэри, наливая себе грибного супа. — Такой тип, как ты, вполне может обойтись без слов, так как чрезвычайно искусно владеет техникой выразительного молчания. Ты бы пришелся весьма ко двору в ордене молчальников, в монастыре Святого Иоанна. — Тут она наконец зачерпнула первую ложку и поднесла ко рту. Первый же глоток убедил ее, что кушанье столь же восхитительно на вкус, как и на запах.
Обед продолжался в молчании: беглецы сосредоточенно поглощали одно блюдо за другим. Наконец Мэри спросила:
— Куда мы с тобой пойдем?
— В театр.
— В театр?.. — Это заявление произвело не меньший эффект, чем, к примеру, предложение пойти искупаться в Потомаке. — Там что, нынче дают спектакль, который ты мечтал увидеть всю жизнь?
— Примерно так.
— Учти, я знаю, как обращаться с таким вот оружием, — предупредила Мэри, ткнув в его сторону вилкой.
— Ну ладно! — рассмеялся Райдер. — Сегодня вечером я побывал в библиотеке, чтобы разобраться, насколько подробно здешняя публика ознакомлена с происшествием в каньоне Колтера. И почти во всех последних выпусках газет натыкался на статьи, посвященные сегодняшней премьере «Много шума из ничего». Судя по всему, там нынче соберутся все сливки общества — ведь роль Беатриче будет играть сама Ивонна Мэйри. И хотя в последние годы я не посещал ничего, кроме провинциальных домашних спектаклей, моего слуха не преминула коснуться шумная слава мисс Мэйри.
— Ничего удивительного, — откликнулась Мэри. — Ее портрет украшает даже сигаретные пачки. Я видела собственными глазами.
— Неужели? — недоуменного приподнял он темную бровь.
— У нас в госпитале были больные, которые клялись чем угодно, что ее портрет обладает целительной силой, если его держать близко к сердцу. И это пришлось весьма не по вкусу матери-настоятельнице.
«А равным образом и самой Мэри», — подумалось ему.
— Ну, сегодня вечером ее можно будет увидеть в театре, и я бы хотел, чтобы мы с тобой тоже там оказались. — С этими словами Райдер положил Мэри десерт.
— Я готова презирать себя за такие слова, — заметила она, — но мне действительно не в чем туда идти.
Стальные глаза Маккея задумчиво скользнули по стройной фигурке, затянутой в простое зеленое платье. Оно было украшено вышивкой цвета слоновой кости по вороту и рукавам, а кроме того, Мэри раскопала в вещах младшей сестры очень симпатичную брошь, прекрасно сочетавшуюся с высоким воротником.
— По мне, ты смотришься очень красиво.
— Это оттого, что тебе довелось посещать только домашние спектакли, — недовольно поморщилась она. — Когда-нибудь потом я объясню, насколько оскорбительно звучит твое заявление!
— Но ты действительно выглядишь прекрасно, — изменил свою тактику Райдер. — И потом, твой вид очень подходит для того, что я задумал.
— Ну вот, еще не лучше, — беспомощно закатила она глаза.
— Доверься мне!
— А что мне остается, раз я даже понятия не имею, что у тебя на уме?..
Созревший в уме Райдера план вовсе не предполагал их появления внутри театра. Сидя в глубине кареты, Мэри пристроила ноги на противоположном сиденье и трагически вздохнула:
— А я так мечтала увидать своими глазами мисс Мэйри в роли Беатриче!..
Маккей машинально похлопал ее по ножке, не отрывая настороженного взгляда от парадного входа в театр. С этого места им отлично было видно все шесть дубовых двустворчатых дверей. Поскольку вышколенные возницы экипажей выстроили свои кареты вдоль всей авеню, поджидая появления на крыльце завсегдатаев, никто не путался под ногами у швейцара и не загораживал Райдеру обзора.
— Представления не имею, что ты надеешься здесь увидать, — заметила Мэри, подавив зевок. — До того как опустят занавес, осталось по меньшей мере еще десять минут.
— Театр посещает весьма разношерстная публика, — возразил разведчик. Он положил ножку Мэри себе на колени и стал тихонько ее поглаживать. — Кое-кто имеет привычку уходить пораньше.
Мэри что-то пробормотала, наслаждаясь умелыми движениями, изгонявшими усталость из натруженных ног. Ей вовсе не хотелось с ним спорить. После окончания пьесы в фойе появится толпа холеных и чрезвычайно учтивых театралов, ожидающих возможности оказаться снаружи. Однако никто из них не позволит себе покинуть зал, прежде чем прокатится хотя бы первый вал аплодисментов.