Вечер сорок третьего дня Смирения стал для захватчиков Элладанна восьмым вечером после удачного штурма города. Эту «медиану» лодэтчане решили отпраздновать, и по окончании обеда в залу собраний набилось еще больше людей, чем обычно. Расходиться они не планировали до полуночи. Маргарита, подметая пол в обеденной зале, слышала музыку, женское пение и взрывы хохота. В кухне еще шуршал Гёре, поскольку лодэтские вояки, не считая мужчин-поваров себе ровней, брезговали отдыхать за кружкой пива рядом с «самым важным чоловеком», но Хельху и Геррату за тот же труд уважали и всегда были рады их обществу. По той же причине Геррата раздавала еду: с ней здоровые и страшные мужики не пререкались, а на слова Гёре не обратили бы внимания и «потёрзали бы стоко хлебов, скоко бы цмогёли» – так говорила эта длинноносая женщина с большой родинкой над большим ртом.
Закончив уборку, Маргарита отнесла в кухню метлу и, уже покидая обеденную залу с намерением сразу последовать на третий этаж, столкнулась на ее пороге с Аргусом.
– Пъойдём цо мной, – сказал он, останавливаясь в дверях. – Выпёй ц нами. Хватид скудчадь навёрху.
– Я не пью ничего… одни чисты воды… – в замешательстве ответила Маргарита. – Я к себе пойду.
– Общениём ц нами гнузшаца? – спросил Аргус таким тоном, что девушка опешила. – Это дчесть для плённика, эцли ёго за зтолом цо всэми кёрмят и односяца дак, как к тёбе. Будь благодарна.
– Я весьма благодарна… – ответила Маргарита, хлопая глазами и отыскивая причину для отказа. – Просто…
– Пъойдём, – завел Аргус руку за ее спину и подтолкнул девушку к выходу. – Тъи цо мной, нидчего нэ бойзя. Выпёй кружку пиво и пъойди навёрх. Я бёщаю.
Маргарита не решилась больше протестовать, и покорно пошла с Аргусом в Залу Торговых собраний.
Раньше девушка никогда не была там, где заседали могущественные богачи, решая, как им стать еще могущественней и богаче, но и она поняла, что зала собраний сильно переменилась. Теперь в огромной комнате все стулья стояли как попало; на массивном столе с резной кровлей, за каким ее муж проводил заседания, разложили закуски, кружки и бочонки, а на трон под соколом герцогов Лиисемских забралась Эмильна. Свесив одну ногу через подлокотник, она играла на лютне и чарующе пела на непонятном для Маргариты наречии. В залу принесли подушки и бросили их на пол, втащили столики и несколько покрытых коврами скамей со спинками. На одну из них упал Аргус и сказал Маргарите сесть рядом, следом девушке вручили громоздкую деревянную кружку с пивом. Лорко послал пленнице воздушный поцелуй, Эорик печально посмотрел, Гюс Аразак мерзко ухмыльнулся. Маргарита поняла, что сотворила глупость, придя сюда, но она верила Аргусу и надеялась, что он сдержит свое обещание: скоро отпустит, не причинив ей зла.
Поднимая двумя руками тяжелую кружку, она сделала несколько глотков пива, когда, переговариваясь, рядом с ней на скамью уселись двое мужчин. Аргус приобнял девушку и притянул ее к себе, подальше от этих двоих. Маргарита не знала, чем отвечать, – она хмурила брови, а Аргус ей улыбался; его томные глаза подернулись мутной, пьяной пеленой. Эмильна, не прекращая петь, пускала в Маргариту отравленные стрелы из своих черных, злых очей. Сама несчастная пленница чувствовала себя так же, как за столом герцога Альдриана: уйти нельзя и терпеть мочи нет. Всё, что она могла предпринять, – быстрее допить пиво, что и стала делать.
Осушить в короткий срок двенадцатую часть ведра ей оказалось непросто. К тому моменту, как она выпила половину кружки и уже хорошо захмелела, Аргус стал наваливаться на плечи девушки, пригибать ее тяжелой рукой и ближе притягивать к себе. Пальцы мужчины начали легонько поглаживать ее плечо.
– Не надо, – сказала Маргарита, пытаясь высвободиться.
– Эй, я дак тебя защищаю, – ответил Аргус и его большой палец опять погладил плечо Маргариты.
– Пустите, – скривилась она, пытаясь сбросить его руку, и он опустил ладонь ей на талию.
– Я нидчего тебэ нэ сдёлаю, – прошептал Аргус – и рука со шрамом сползла еще ниже. Маргарита вскочила, он же попытался ее удержать. Кружка упала на пол, пиво пролилось на платье, но девушка вывернулась, освободилась и бросилась к выходу. Путь ей преградил бородатый здоровяк с повязкой вместо глаза. За ним еще с десяток мужчин встали, и они начали полукругом подходить к Маргарите. Она затравленно огляделась: Геррата не шелохнулась, чтобы ей помочь, Хельха сидела в обнимку с жутким Ольвором и виновато прятала глаза, Эмильна, оборвав пение, наблюдала. Эорик вышел, Лорко смотрел исподлобья и посмеивался, Гюс Аразак скалился, а Аргус довольно улыбался.
– Садизь, – приказал он. – Я бещал тебэ, дчто пъойди к сэбэ, кёгда допить одну кружку. Садизь, – он кивнул на место подле себя и свою руку, лежавшую на спинке скамьи. – Цадизь, говёрю!
– Так нельзя! – пыталась достучаться Маргарита до окруживших ее людей. – Я замужем! Выпустите меня!
Ответом ей был хохот – издевательски смеялись и те, кто понимал орензский, и те, кто его не знал.
– Муж к тябе не пазпёшат, Гаспожаня! – выкрикнул Лорко. – Ненужная ты ёму! Сыщай новага музжа – и дялов-та.
– Что я вам сделала? В чем я виновата? – глядя по сторонам, начинала плакать Маргарита. – Я просто хочу уйти, и всё.
– Ты пленница, – злорадно ответил Гюс Аразак. – И будешь делать, что мы хотим, а не то, что хочешь ты.
Головорезам надоело стоять: они схватили Маргариту с двух сторон, намереваясь подтащить ее к Аргусу, но он им что-то устало проговорил, и девушка оказалась свободной. Люди из прохода расступились – она тотчас кинулась туда. В коридорчике, от залы собраний и до парадной залы, столпились те, кто только подошли. Маргарита пробиралась сквозь широкоплечие силуэты и деревенские кафтаны, нарочно встававшие у нее на пути. Она услышала в непонятной речи слово «Госпожаня», и кто-то хлопнул ее по заду, после чего раздался смешок. Когда она в конце концов оказалась в полутемной парадной зале, то скользнула в тень к неосвещенной стене и спряталась за колонну, желая быть подальше от мужчин, что-то громко здесь обсуждавших. Стоял гул лодэтской речи, похожей на звон схлестнувшихся клинков. Усмотрев высокую черную фигуру в плаще и черную собаку, Маргарита, огибая залу, побежала в полумраке за колоннами – мимо уборных, к лестнице на спасительный третий этаж. Цель была близка, когда непонятная сила повалила ее на пол – Маргарита едва успела выставить руки и не добавить к синякам на лице разбитый нос. Затем нечто тяжелое, карябая когтями спину через платье, придавило Маргариту к полу и зарычало ей в ухо.
– Айада! – послышался голос Рагнера. Он звал собаку и говорил с ней по-лодэтски. Та напоследок что-то негромко прорычала, словно пригрозила Маргарите, что в следующий раз точно с ней разделается, и отпрыгнула.
– Ты живая? – спросил Рагнер, поднимая девушку. – Она тебя покусать не успела?
– Нет! – ответила Маргарита несчастным от обиды голосом – обиды и на Аргуса, и на псину Лодэтского Дьявола.
Ладони и колени начинали наливаться болью, сзади на шее, под платком, тоже зудело. Она потрогала там, проверяя, есть ли кровь. Когда она поднесла пальцы к лицу, то они оказались окрашенными красным. Собака Айада мирно сидела рядом с хозяином и мела по полу острым, толстым хвостом; на ее счастливой, свирепой морде светилось выражение исполненного долга и ожидания награды. Она бесстрашно выдержала полный ненависти взгляд Маргариты.