– Ооортлиб, – жалобно протянула Маргарита. – Мне страшно! И не успокаивай меня больше. Я хочу знать правду. И про Нонанданн и… вообще, всё хочу знать!
– Плохи дела – вот она правда… Мы ожидали, что враг пойдет в наступление еще летом, и готовились разбить при штурме Нонанданна: устроили засады, набрали огромное войско и стали его встречать. Но вместо этого он укрепился в Тронте и Калли да изматывает нас. И я уже не сомневаюсь: изучил все наши ловушки. Герцог Альдриан за шесть восьмид потратил неимоверные средства. Если переводить на золото, то не меньше семидесяти тысяч монет, скорее и того больше, а войско толком не воюет! В самом Нонанданне пехотинцы лишь пиво хлещут да дерутся друг с другом… Горожане уж сами не рады таким защитникам. В это время Лодэтский Дьявол платит своим головорезам всего четвертак в день – остальное его вояки добывают грабежом. Король Ладикэ взял с него пример. Вот и считай… Король Ладикэ и десяти тысяч золотых монет не истратил на жалование своего войска за всё это время, а Лодэтский Дьявол и полтысячи. Этот хитрец ударил по самому болезненному для Альдриана месту – по его Сребролюбию. Лиисем и Альдриан разоряются, сборы и подати поднимаются, горожане злятся, а наш враг пока выжидает да посмеивается. За полгода ладикэйцы намертво отрезали Лани от Лиисема. Хозяйничают во всех речных городах – оттуда к ним идет снабжение. Герцог Мартинзы заключил с ними мировую, и герцог Елеста тоже будет воевать лишь за свои земли. Прочие графы растеряны – они не вожди и нет того, кто бы объединил их под своим знаменем… Трусы! Войска у Орензы больше нет… А наше войско, когда пытается выбить захватчиков из Тронта, несет потери – так Лодэтский Дьявол сеет смуту среди наших воинов, и они уже не верят в победу. Те, кто перекрыли дорогу на Элладанн, стоят большим лагерем в поле, под дождем и в холоде, да проклинают всё на свете, тогда как враг в тепле… издевается и не думает воевать… Знает, что зима в поле лучше любого оружия косит… Косит войско и то, что Альдриан не желает попусту тратится. Жалование воинам давно урезали вдвое, а с новым призывом еще вдвое урезают… Тернтивонт уверен, что с началом весны, после зимнего перемирия, король Ладикэ обязательно пойдет в наступление: наш полководец хочет свежих и еще непуганых дураков, чтобы дать бой, провести решающую битву…
– Барон Тернтивонт разве не понимает, что делает?
– Куда важнее понимать то, что делает твой враг. Что-то затевается. А что? Я отправлял Идера в Реонданн… Громовое оружие существует – и сила его страшна. Но удивительно другое: стены Нонанданна никто не пытается рушить. Почему? Загадка! А хуже всего то, что наш враг хорош в бою и без громовых бочонков. Тернтивонт и его познания в военной науке устарели, как и он сам. Лодэтский Дьявол же молод, дерзок, но умеет выжидать: весьма опасное сочетание. Пятнадцать лет уж воюет как-никак. Он свою тактику заранее просчитал… Я думаю, что сейчас он нарочно дожидается нашего подкрепления и тогда… Всех убьет, кого сможет, хоть двести тысяч будут ему противостоять… Он только того и хочет: побольше за раз убить и испугать тех, кто выживет. Нонанданн ему и брать тогда не нужно будет – достаточно закрыть там жалкие остатки нашего войска. Затем он сразу пойдет к Элладанну, чтобы взять его, беззащитного… Вот, что я думаю. Должно быть, этот лодэтский герцог отлично играет в шахматы. Не хуже меня…
– Значит, всё безнадежно?
Совиннак пожал бровями.
– Знаю одно: нашего врага не победить на поле боя. Здесь нужно что-то похитрее…
– А мы что будем делать? – испуганно спросила Маргарита.
Совиннак поцеловал жену в губы долгим, нежным поцелуем.
– Ты должна довериться мне, родная. Как бы тревожно и страшно тебе ни было, ты должна быть уверена во мне. Я не дам тебя в обиду.
Она кивнула и снова легла на его грудь, немного успокоенная словами мужа, но в голове зазвучали грязные стишки Блаженного о девчонке в красном чепчике. Мужу она так и не рассказала о них – сначала потому что стеснялась своей славы прачки, не желала усугублять ее, а со временем признаться стало лишь сложнее. Не единожды наблюдая гнев Ортлиба Совиннака по отношению к Енриити, Маргарита боялась навлечь и на себя нечто подобное.
– Ортлиб, – вдруг пришло ей в голову, – а если бы Лодэтский Дьявол не подходил к Элладанну, ты бы так же легко отнесся к тому, что потерял власть и состояние?
Он ничего не отвечал. Она же страшилась поднять голову и увидеть правду.
– Ни к чему об этом думать, – услышала Маргарита ответ мужа. – Много чего совпало. Если бы не Лодэтский Дьявол и опасность для города, то я не стал бы перечить Помононту, а он бы не стал обращать внимание Альдриана на тебя. Отговорил бы его, в конце концов, если бы тот сам захотел – Альдриан ему в рот смотрит. Помононт труслив… Он боится того, что придумал я, и меня боится… Несомненно, он доволен новым градоначальником – посмеялся надо мною сполна, унизил… Лодэтский Дьявол и Помононт, а не ты, – причины того, что я всё потерял. Но я еще не сдался, я с ними обоими еще сыграю…
– Озелла Тернтивонт смеялась надо мной, – вздохнула Маргарита. – Назвала меня прачкой. Повторила это по-орензски, чтобы я точно поняла. Граф Помононт это услышал и заступился за меня.
– Небось Помононт сам разнес пересуды о тебе. Он сплетник, каких поискать. И всё про всех знает. Ты не заблуждайся на его счет: это может стать роковой ошибкой. Если ты еще не поняла, он сделал беспроигрышный ход: предложил Альдриану проверить, есть ли красавицы-скромницы, а сам подыгрывал ему… да еще отправил к той спальне тех, кто убедится, в чью пользу выйдет спор. Я в любом случае был бы унижен… А что до той курицы Тернтивонт – так подождем. Вдруг ее супруг живым вернется. Не почила бы в ранней юности вторая баронесса Тернтивонт, как и первая, после такого платья, что на ней было вчера. Забудь о ней. Она просто завидовала, что это не она сидела рядом с герцогом.
Маргарита погладила грудь мужа, отчего тот довольно простонал и крепче обнял ее.
– Ортлиб, – высвободилась она, приподнялась, положив на его грудь согнутые в локтях руки, и спросила: – Ответь честно. Ты отравил свою жену после того, как она тебе изменила?
Глаза Совиннака на мгновение сузились, но потом он дернул ртом и расслабился.
– Нет. Она сама.
Читая недоверие в глазах жены, Ортлиб Совиннак решился рассказать больше:
– Я женился на ней, потому что Енриити была внучкой моего благодетеля. Его семье пришлось… туго… Я желал отплатить добром… Енриити же… Она была… как дитя… И привлекла этим старика Альбальда. Тот надругался над ней в замке на Марсалий… Меня не было с ней тогда – в городе был турнир арбалетчиков, будь он неладен… Она мне не сразу призналась: боялась, что я не прощу ее. Я же… – вздохнул Ортлиб Совиннак. – Все думали, что это я ее довел, но нет: она так и не оправилась. Даже после смерти старика-герцога боялась замка. Даже рождение дочери ее не радовало. Она была похожа на срезанный цветок в склянке с водой – ее уже убили, хоть она казалась вполне живой…
– Твоя дочь…
– Енриити – моя дочь, она была зачата позднее… Да, я скрыл самоубийство супруги, это так, нарушил закон и не горжусь этим, но я думал о дочери. Бывает в жизни так, что нет иного выхода, кроме как преступить закон… Вот что я тебе еще скажу, – Ортлиб Совиннак обхватил жену и подтянул ее выше, привлекая ее ухо к своему рту. – Об этом ты никому и никогда не должна говорить: это всем нам может стоить жизни. Недолго прожил герцог Альбальд после того, как я узнал, что он сделал с моей женой. Я и Помононт, который из-за своих пристрастий не хотел висеть на эшафоте с рваной раной меж ног, помогли старому козлу отправиться в Ад раньше, чем тот того желал. Вот так, благодаря Помононту, я остался градоначальником и при Альдриане. Сейчас Помононт думает, что ловко расставил мне ловушку, но я уже разгадал что к чему… – перестал он держать голову Маргариты и о чем-то задумался.