На безымянном пальце левой руки Стрендж носил траурный перстень с тоненькой прядкой каштановых волос внутри. Сэр Уолтер заметил, что он постоянно до него дотрагивается и время от времени поворачивает.
Они заказали плотный обед: черепаховый суп, три или четыре бифштекса, подливку из жира молодого гуся, миноги, устрицы в раковинах и немного свекольного салата.
– Я рад возвращению, – признался Стрендж. – Теперь, когда я здесь, постараюсь доставить кое-кому как можно больше хлопот. Норрелл слишком долго делал все, что хотел.
– Он и так начинает биться в конвульсиях всякий раз, как слышит о вашей книге. Постоянно всех спрашивает, о чем вы пишете.
– Да, но книга – только начало! Да и закончу я ее не раньше чем через несколько месяцев. Мы затеяли новый журнал. Мюррей хочет, чтобы он вышел как можно скорее. Естественно, это будет издание исключительно высокого качества. Журнал будет называться «Фамулюс»
[114] и публиковать мои взгляды на магию.
– Они весьма отличны от взглядов Норрелла, не так ли?
– Разумеется! Главная моя задача – рационально изучить предмет, убрав с дороги все введенные Норреллом препятствия. Уверен, что подобный пересмотр очень скоро откроет новые, достойные разработки, пути. Если пристально рассматривать вопрос, то к чему сводится так называемое возрождение английской магии? Что конкретно сделали и Норрелл, и я сам? Сплели кое-какие иллюзии из облаков, дождя, дыма и тому подобного – что может быть проще! Вдохнули жизнь в неодушевленные предметы и наделили их даром речи – это, признаюсь, действительно очень сложно. Научились насылать на врагов бури и дождь – так ведь все, что касается погоды, настолько просто, что и говорить не хочется. Что же еще? Вызывать видения – да, это было бы впечатляющим действием, обладай мы тем мастерством, которого у нас нет. Ну вот. А теперь сравните наш жалкий перечень с магией ауреатов. Они поднимали дубовый и платановый лес на врагов; из цветов делали себе жен и слуг; превращались в мышей, лис, деревья, реки и прочее; строили из паутины корабли, а из розовых кустов возводили дома…
– Да-да! – прервал сэр Уолтер. – Я понимаю, что вам не терпится испытать все эти виды магии. Однако подумайте: что, если Норрелл прав? Не всякая магия хороша в наше время. Перевоплощение и подобные приемы были уместны в прошлом – они очень оживляют историю. Но, помилуйте, Стрендж, не собираетесь же вы ими заниматься? Джентльмену не пристало менять обличье. Джентльмен должен выглядеть самим собой. Вряд ли вы захотели бы перевоплотиться в кондитера или фонарщика…
Стрендж рассмеялся.
– Ну хорошо, – заметил сэр Уолтер, – а представьте только, как неприятно оказаться в обличье собаки или свиньи
[115].
– Вы нарочно выбираете крайние случаи.
– Разве? Ну хорошо, тогда, скажем, лев. Хотелось бы вам перевоплотиться во льва?
– Вероятно. Возможно. А может быть, и нет. Не о том речь! Не спорю, превращения – тип магии, требующий особо деликатного подхода. И тем не менее нельзя отрицать, иногда оно оказывается очень и очень полезным. Спросите-ка герцога Веллингтона, не хотел ли бы он превратить своих разведчиков в лис и мышей и запустить их во французский лагерь. Уверяю вас, его светлость не стал бы долго сомневаться.
– Сомнительно, что вы бы уговорили Колхауна Гранта
[116] стать лисой хоть на короткое время.
– О! Грант охотно согласился бы стать лисой – при условии, что это будет лиса в мундире. Нет-нет, нам необходимо обратить взор на ауреатов. Надо изучать жизнь и магию Джона Аскгласса; когда же мы…
– А вот этого делать ни в коем случае нельзя!
– О чем вы?
– Я не шучу, Стрендж. Ничего не имею против ауреатов в целом. Больше того, считаю, что в общем вы правы. Англичане справедливо гордятся своей древней магической историей – Годблессом, Стокси, Пейлом и другими. Им больно читать в газетах, что Норрелл преуменьшает славу великих волшебников древности. Однако вы впадаете в другую крайность. Слишком частые разговоры о других королях могут нервировать правительство. Особенно сейчас, когда нам угрожают иоанниты.
– Иоанниты? Что за иоанниты?
– Как? Боже мой, Стрендж! Вы совсем не читаете газет?
Стрендж слегка смутился:
– Занятия отнимают у меня массу времени. Вернее, все время, без остатка. Кроме того, как вы знаете, в последние месяцы меня отвлекало совсем иное.
– Я говорю не о последних месяцах. В северных графствах иоанниты орудуют уже четыре года.
– Хорошо, но кто же они такие?
– Ремесленники, которые под покровом ночи забираются на фабрики и разрушают собственность. Жгут дома фабрикантов. Устраивают сходки, на которых подстрекают простых людей на бунты, и грабят рынки
[117].
– А, разрушители машин! Теперь понимаю, о ком вы. Меня просто сбило с толку странное название. Какое отношение имеют эти несчастные к Королю-ворону?