Уплыть за закат. Жизнь и любови Морин Джонсон. Мемуары одной беспутной леди - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Хайнлайн cтр.№ 20

Cтраница 20

Я показала отцу несколько образцов – от любезного до жесткого. Чаще всего мы использовали вышеприведенный образец. Про некоторых адресатов отец говорил: «Этим не посылай. Они заплатили бы, если б могли, но не могут». И все же я разослала больше сотни писем.

За каждое письмо почтовые расходы составляли два цента, канцелярские – около трех. Время, затраченное мной на письмо, оценим в пять центов. Итого каждое письмо стоило нам десять центов, а все вместе – чуть больше десяти долларов.

В результате этой операции мы не выручили и десяти долларов наличными.

Около тридцати пациентов пришли объясняться. Около половины из них принесли что-нибудь в счет долга: яйца, ветчину, вырезку, овощи, свежий хлеб и так далее. Шесть или семь человек договорились о рассрочке, и некоторые действительно сдержали слово.

Но семьдесят с лишним человек полностью проигнорировали письма.

Я была расстроена и разочарована. Это ведь не какие-то дремучие бедолаги вроде Джексона Айгоу, а состоятельные фермеры и горожане. Это ради них отец вставал среди ночи с постели, одевался и ехал – в повозке или верхом, в снег, в дождь, в пыль и в грязь, по колдобинам – к ним или к их детям. А когда он попросил их заплатить ему, они и ухом не повели.

Я просто не могла в это поверить.

– Что же дальше, отец? – спросила я, думая, что он сейчас скажет: оставь, мол, эту затею, поскольку я с самого начала сомневался в ее полезности. И уже приготовилась вздохнуть с облегчением.

– Разошли им всем жесткие письма с пометкой «повторное уведомление».

– Думаете, это поможет, сэр?

– Нет. Но кое-какая польза будет. Вот увидишь.

Отец был прав. Вторичная рассылка не принесла нам денег, зато пришло несколько негодующих ответов, среди которых были и оскорбительные. Отец велел мне подколоть каждое письмо к соответствующей медицинской карте, но не отвечать на них.

Большинство из этих семидесяти пациентов впоследствии к нему не обращались. Это и был тот положительный результат, на который отец надеялся и которому радовался.

– Ничья, Морин. Они мне не заплатили, а я им не очень-то помог. Йод, каломель и аспирин – вот в основном и все, чем мы пока располагаем, да еще сахарное драже. Я уверен в результате, только когда принимаю роды, вправляю кость или отнимаю ногу.

Но черт побери, я все-таки делаю, что могу. Стараюсь. И если кто-то злится только потому, что его просят уплатить за услуги, – не вижу, почему я должен вылезать из теплой постели и идти его врачевать.

В девяносто седьмом году железнодорожная компания провела ветку в миле от нашей главной площади, городской совет по этому случаю расширил границы Фив, и к нам пришла железная дорога. А следом и телеграф – теперь «Лайл Каунти лидер» получал новости прямо из Чикаго, но только раз в неделю, и «Канзас-Сити стар», которая приходила по почте, обычно опережала его. Добрался до нас и телефон Белла, хотя поначалу звонить можно было только с девяти утра до девяти вечера, за исключением воскресного утра: коммутатор разместился в гостиной вдовы Лумис и прекращал работу, когда вдова отсутствовала.

«Лидер» напечатал забойную передовицу «Новые времена». Отец нахмурился:

– Они тут пишут, что если соберут побольше подписей, то скоро можно будет вызывать доктора по телефону в любое время. Ну конечно. Сейчас я езжу на ночные вызовы только в том случае, если больного так прихватит, что кто-то из домашних запряжет лошадь и приедет за мной.

А что будет, если меня станут извлекать из постели, покрутив ручку аппарата? Все начнут ее крутить – а для чего? Чтобы позвать меня к умирающему ребенку? Нет, Морин, – к тому, у кого заусеница задралась. Помни мои слова: телефон положит конец домашним визитам врачей. Не сегодня, не завтра, но скоро. Кто везет, того и погоняют… и вот увидишь: доктора вскоре откажутся посещать больных на дому.

Под Новый год я сказала отцу, что приняла решение: я хочу, чтобы он внес мое имя в Фонд Говарда.

В январе я уже приняла первого молодого человека из своего списка.

К концу марта я приняла уже всех семерых. И в трех случаях даже воспользовалась диванной привилегией… точнее, кушеткой в отцовском кабинете, запираясь там на ключ.

Мокрые фейерверки.

Все трое были вполне приличные молодые люди, но замуж? Нет.

Морин совсем уже было разочаровалась в этой затее, но в субботу второго апреля отец получил письмо из Роллы, штат Миссури:

– Ну вот, дочка, к тебе скачет твой рыцарь на белом коне.

– Лишь бы не о двух головах. Что проку, отец. Я умру старой девой девяноста семи лет.

– Надеюсь, не слишком сварливой. Что мне ответить мистеру Смиту?

– Да пусть приезжает. Напишите, что я пускаю слюни от нетерпения.

– Морин!

– О да. Я слишком молода, чтобы быть циничной. Знаю. Quel dommage ^[39]. Я напрягусь и одарю мистера Брайана Смита самой лучезарной своей улыбкой, а встречи с ним буду ждать с радостным оптимизмом. Он у меня, правда, немного увял. Тот последний орангутанг… – (Он пытался изнасиловать меня прямо на матушкином диване, как только родители поднялись наверх. Но ему пришлось быстро отступить, схватившись за пах, – пригодилось мое знание анатомии.) – Напиши, что мы будем рады ему. Воскресенье семнадцатого – это через две недели.

Я ожидала этого воскресенья с умеренным энтузиазмом. Правда, в церковь все-таки не пошла, приготовила провизию для пикника и, пользуясь случаем, помылась. Мистер Смит оказался приемлемым молодым человеком с правильной речью, хотя дух от него не захватывало. Отец немножко попытал его, мать предложила ему кофе, и часам к двум мы с ним поехали на прогулку в нашей двуколке, на Дэйзи, поставив его взятую напрокат лошадку в сарай.