Тень и Коготь - читать онлайн книгу. Автор: Джин Вулф cтр.№ 65

– Ну да, – улыбнулся Агил, – перчатки дела не решали. И я было победил. – Он развел руками. – Однако выиграл ты – при помощи какого-то тайного искусства, непонятного нам с сестрой. Я был обижен тобою трижды, а древний закон гласит, что трижды обиженный вправе требовать у обидчика выполнения любой просьбы. Конечно, этот закон давно не имеет силы, но сестренка говорит, что ты питаешь слабость к древним временам, к эпохе величия вашей гильдии, когда ваша крепость была центром Содружества. Вот моя просьба: освободи меня!

Агия поднялась, отряхнула солому с коленей и бедер и, словно только теперь осознав, что обнажена, подняла с пола столь памятное для меня парчовое платье и завернулась в него.

– Чем же я обидел тебя, Агил? – спросил я. – По-моему, это ты обидел меня. Во всяком случае, пытался обидеть.

– Во-первых, ты заманил меня в ловушку. Ты носил при себе, напоказ всему городу, древность, стоящую дороже виллы, и даже не знал, чем владеешь, хотя владелец обязан это знать, и твое невежество завтра будет стоить мне жизни, если только ты не освободишь меня сегодня. Во-вторых, ты отказался от переговоров о купле-продаже. В нашем же торговом сообществе каждый может назначать любую цену, какую только пожелает, но отказ в продаже товара по какой бы то ни было цене есть тяжкое преступление. Мы с Агией только рядились в причудливый варварский доспех, ты же носишь в груди сердце варвара. И, в‐третьих, ты победил меня в поединке, прибегнув к шулерскому трюку. В отличие от тебя, я обнаружил, что оказался лицом к лицу с силой гораздо выше моего разумения. Это лишило меня мужества, и я бежал – так поступил бы на моем месте любой. И вот – я здесь. И призываю тебя выпустить меня на свободу.

Помимо воли из горла моего вырвался смех, принесший с собой горечь желчи.

– Ты, кого я имею все основания презирать, просишь меня о том, чего я не сделал бы и для Теклы – для той, кого любил больше собственной жизни! Нет. Я – глупец, и, если не был им до сих пор, твоя сестрица, несомненно, сделала из меня глупца. Но все же я не настолько глуп.

Платье Агии упало на пол, и она бросилась ко мне столь стремительно, что я решил, будто она собирается напасть на меня. Однако она, покрыв лицо мое поцелуями, схватила мои ладони и положила одну себе на грудь, другую же – на бархатный холмик меж бедер, как и спина, облепленных прелой соломой.

– Севериан, я люблю тебя! Я хотела тебя все время, пока мы были вместе, и раз двадцать пыталась отдаться тебе! Разве ты забыл, как я старалась увести тебя в Сад Наслаждений? Он и вправду стал бы для нас садом истинных наслаждений, но… ты не пошел! Хоть раз будь честен! – В ее устах честность словно бы превратилась в нечто ненормальное, наподобие некоей мании. – Разве ты не любишь меня? Возьми меня сейчас… здесь… Агил отвернется, я обещаю.

Пальцы ее скользнули по моему животу, пробираясь под пояс, и я не замечал, что другая ее рука подняла клапан ташки, пока не услышал шелест бумаги.

Я поймал ее запястье, пожалуй сжав его сильнее, чем следовало, и она хотела было вцепиться ногтями мне в лицо – точно так же порой, не в силах больше вынести мыслей о заточении и боли, делала Текла. Я оттолкнул ее, и на сей раз за ее спиною не оказалось кресла. Агия ударилась головою о стену – и, хотя ее пышные волосы должны были смягчить удар, звук вышел резким, будто каменщик стукнул по кирпичу молотком. Лишившись сил, сползла она по стене вниз, на груду соломы. Никогда не подумал бы, что Агия способна плакать, однако она заплакала.

– Что она сделала? – спросил Агил, и голос его не выражал ничего, кроме любопытства.

– Ты, без сомнения, видел и сам. Она хотела залезть в мою ташку. – Я выгреб все оставшиеся монеты из кармашка, в котором хранил деньги: два медных орихалька и семь аэсов. – Быть может, хотела украсть письмо к архонту Тракса. Однажды я упоминал о нем при ней, однако ношу его не здесь.

– Нет, ей наверняка нужны были деньги. Меня-то здесь кормят, а вот она, должно быть, жутко голодна.

Я поднял Агию, сунул ей в руки разорванное платье и вывел ее в коридор. Она еще не вполне пришла в себя, но, стоило дать ей орихальк, швырнула его на пол и плюнула на него.

Вернувшись в камеру, я застал Агила сидящим, скрестив ноги и прислонившись спиною к стене.

– Только не спрашивай о ней меня, – сказал он. – Все твои подозрения верны – этого тебе хватит? Завтра я умру, а она выйдет замуж за того старика, что положил на нее глаз, или еще за кого-нибудь. Чем скорее она это сделает, тем лучше. Раньше я был этому помехой, а теперь меня не станет, и…

– Да, завтра ты будешь казнен, – подтвердил я. – Я как раз хотел поговорить об этом. Тебе все равно, как будешь выглядеть на эшафоте?

Агил опустил взгляд к собственным рукам, мягким, изящным, лежавшим на коленях в луче солнечного света.

– Нет. Она может прийти. Надеюсь, что не придет, однако – нет, мне не все равно.

Тогда я (как меня учили) велел ему с утра есть поменьше, чтобы не стошнило, когда придет время, и загодя опорожнить мочевой пузырь, расслабляющийся при ударе. Вдобавок я выложил ему о порядке процедуры все те выдумки, что обычно рассказываются приговоренным, дабы удар оказался для них неожиданным – так делается для того, чтоб человек испытал перед смертью хоть чуточку меньше страха. Поверил ли он мне, я не знал, но надеялся, что поверил – если и существует на свете ложь, праведная в очах Вседержителя, моя была именно такова.

Покинув камеру, своего орихалька я на полу не нашел. На том месте, куда упала монета – и, несомненно, ее же ребром, – на грязных камнях было нацарапано нечто, с равным успехом способное оказаться как свирепым лицом Хурупари, так и, к примеру, картой, испещренной совершенно незнакомыми мне письменами. Я стер рисунок подошвой.

Их было пятеро – трое мужчин и две женщины. Ждали за дверьми, только не у самых дверей, а в дюжине шагов от них. В ожидании они разговаривали, по двое-трое одновременно, почти крича; хохотали, размахивали руками, подталкивали друг друга локтем. Некоторое время я наблюдал за ними из тени. Они не могли заметить – либо просто не замечали – меня в плаще цвета сажи, а я вполне мог делать вид, будто не понимаю, зачем они здесь. Могло статься, что у них просто какой-то праздник – все они были слегка пьяны.

Но вот они приблизились – нетерпеливо, однако не без колебаний, словно решившись преодолеть боязнь быть прогнанными. Один из мужчин, без сомнения незаконный сын какого-нибудь экзультанта, был гораздо выше меня ростом и почти так же толст, как хозяин харчевни «Утраченная Любовь». На вид ему было лет пятьдесят с небольшим. Рядом с ним, почти прижавшись к нему, шла худощавая женщина лет двадцати – взгляда голоднее, чем у нее, я в жизни еще не видел. Когда пожилой толстяк оказался передо мною, загородив мне путь брюхом, она подошла ко мне совсем вплотную – чудом казалось, что тела наши не соприкоснулись. Ее длинные пальцы потянулись к моему плащу, точно гладя мою грудь, однако не касаясь ее, и мне показалось, что я вот-вот паду жертвой какого-то призрака-кровопийцы – суккуба или, быть может, ламии. Остальные сгрудились вокруг, едва не прижав меня к стенке.