Тень и Коготь - читать онлайн книгу. Автор: Джин Вулф cтр.№ 68

Толстяк, подстерегший меня накануне, подобрался к эшафоту поближе, насколько смог, – острие пики едва не уперлось ему в брюхо. Женщина с голодными глазами стояла справа от него, а седовласая – слева. Данный ею платок я заткнул за голенище сапога. Низенького, что дал мне азими, и тусклоглазого, так странно говорившего заики не было видно нигде. Я поднял взгляд к крышам – оттуда им, несмотря на маленький рост, все было бы прекрасно видно – и, хотя не смог отыскать их, они, скорее всего, устроились именно там.

Четыре сержанта в высоких парадных шлемах привели Агила. Вначале толпа раздалась, точно воды Птичьего Озера перед носом Хильдегриновой лодки, затем показались алые плюмажи, блеснули доспехи, и наконец я увидел его темные волосы и скуластое, запрокинутое кверху (цепь сковывала его руки за спиною так, что лопатки соприкасались) лицо. А ведь как элегантно выглядел он в доспехах офицера Дворцовой Стражи, с распластанной на груди золотой химерой… Мне даже сделалось жаль, что конвоируют его не Септентрионы, для которых он был в каком-то смысле своим, а простые исколотые-изрубленные солдаты, закованные в обычную – пусть и отполированную до блеска – сталь. Однако все великолепное облачение с Агила сорвали, а я ждал его на эшафоте в той же, цвета сажи, маске, в которой накануне дрался с ним. Глупые старухи верят, будто Вышний Судия дарует нам победы в награду и карает за грехи поражениями, и, вспомнив об этом, я решил, что награда моя далеко превосходит заслуженную.

Миг, другой – Агил взобрался на эшафот, и краткая церемония началась. Потом солдаты поставили его на колени, и я поднял меч, навек заслоняя Агилу солнце.

Если клинок должным образом наточен, а удар нанесен верно, при разделении надвое спинного хребта ощущаешь лишь некоторую задержку, после чего лезвие тяжко вонзается в плаху. Я мог бы поклясться, что почувствовал запах крови Агила во влажном, выполосканном ливнем воздухе еще до того, как голова его упала в подставленную корзину. Толпа отпрянула назад и тут же рванулась вперед, к самым остриям пик. Я явственно слышал сопение толстяка – точно такие же звуки он издавал бы, потея в конвульсиях оргазма над телом какой-нибудь наемной женщины. Откуда-то издали донесся крик – то был голос Агии, узнанный мной безошибочно, точно лицо, озаренное вспышкой молнии, и тембр его был таков, будто она не видела смерти брата, но почувствовала ее наступление.

Трудности палаческого ремесла не завершаются после свершения казни. Порой после казни как раз и начинается самое хлопотное. Голову, подняв ее за волосы и показав толпе, можно бросить обратно в корзину. Но обезглавленное тело (способное, кстати, обильно истекать кровью еще долго после того, как прекратится работа сердца) следует убрать прочь достойным, но притом и позорным образом. Более того, убрать его следует не просто куда-нибудь, но в определенное место, где оно будет ограждено от посягательств. Экзультанта, согласно обычаям, можно бросить поперек седла его собственного дестрие и тут же передать семье, однако персону низкого ранга надлежит доставить в какое-либо место упокоения, недоступное пожирателям мертвечины, и при этом – по крайней мере, пока вокруг имеются сторонние наблюдатели – тащить волоком. Эту задачу палач не может выполнить сам: он и без того обременен головой казненного и оружием. Из прочих официальных лиц – солдат, судейских и им подобных – редко кто вызывается исполнить сей ритуал добровольно. (В Цитадели это делали двое подмастерьев, так что затруднений не возникало.)

Хилиарх, истинный кавалерист по выучке и, несомненно, душевной склонности, решил эту задачу, приказав привязать тело длинной веревкой к седлу вьючной клячи. Однако согласия животного при этом спросить позабыли, и кляча, скотина рабочая, а не боевая, испугавшись крови, ринулась было бежать. Таким образом, время, понадобившееся, чтобы доставить беднягу Агила в квадратный дворик, освобожденный от публики, оказалось для нас весьма и весьма насыщенным.

Я принялся чистить сапоги, но тут ко мне подошел бейлиф. Завидев его, я подумал, что он принес мне мой гонорар, но он сказал, что хилиарх желает уплатить мне лично. Я ответил, что не ожидал такой чести.

– Он видел все, – сказал бейлиф, – и остался очень доволен. Велел также передать, что ты и женщина, путешествующая с тобою, можете переночевать здесь, если пожелаете.

– Мы уйдем с наступлением сумерек, – отвечал я. – Так будет безопаснее.

Бейлиф на миг задумался и кивнул, выказав куда больше ума, чем я ожидал.

– Да, у этого негодяя, должно быть, имеются друзья и родные, хотя ты вряд ли знаешь о них больше, чем я… Но, надо думать, с подобной опасностью тебе приходится сталкиваться часто.

– Меня о ней предупреждали более опытные члены нашей гильдии, – пояснил я.

Да, я сказал ему, что мы уйдем с наступлением сумерек, но на самом деле мы подождали, пока совсем не стемнеет – отчасти ради пущей безопасности, отчасти же ради того, чтоб поужинать в казармах перед уходом.

Конечно, сразу же отправиться к Стене и покинуть город мы не могли – ворота (о местоположении коих я, кстати, имел лишь самое смутное представление) были заперты на ночь. Вдобавок все наперебой предупреждали нас, что между Стеной и казармами нет ни гостиниц, ни постоялых дворов. Итак, нам предстояло затеряться в городе и найти место для ночлега, откуда назавтра можно будет быстро добраться до ворот. Бейлиф подробно объяснил мне дорогу, и все же мы заблудились, но поняли это не сразу, а в путь отправились в самом радостном настроении. Хилиарх хотел было отдать мне плату из рук в руки, вместо того чтобы швырнуть деньги наземь, как того требует обычай, и мне пришлось отговорить его – ради его же собственной репутации. О происшедшем я в подробностях рассказал Доркас (инцидент, надо заметить, порадовал меня не меньше, чем огорчил). Стоило мне закончить, она с чисто женской практичностью спросила:

– Значит, он хорошо заплатил тебе?

– Услуги одного подмастерья стоят вдвое меньше. Я получил плату мастера! И, конечно же, кое-какие чаевые, связанные с церемонией. Теперь у меня, несмотря даже на все потраченное с Агией, денег больше, чем в ту минуту, когда я покидал нашу башню, понимаешь? Пожалуй, ремесло нашей гильдии вполне прокормит нас в дороге!

Доркас плотнее закуталась в накидку.

– Я надеялась, что тебе никогда больше не придется прибегать к нему. Ну разве лишь изредка… После казни тебе было так плохо, и я тебя понимаю.

– Нервы… Боялся, как бы что-нибудь не пошло вкривь.

– Тебе было жаль его. Я видела.

– Наверное. Он был братом Агии и, пожалуй, отличался от нее только полом…

– Ты тоскуешь по Агии, правда? Она тебе так нравилась?

– Я знал ее всего день – гораздо меньше, чем знаю тебя. И выйди все, как она хотела, уже был бы мертв. Один из тех двух авернов прикончил бы меня наверняка.

– Но лист вонзился в тебя, а ты не умер.

Я до сих пор часто вспоминаю, каким тоном она это сказала. И сейчас, закрыв глаза, снова слышу ее голос и ощущаю потрясение, которое почувствовал, осознав, что именно этой мысли избегал с того самого момента, как вновь поднялся с земли и увидел Агила с цветком в руке. Да, лист не убил меня, но я отвратил от этого свой разум – так человек, перенесший смертельную болезнь, прибегает к тысячам уловок, только бы не смотреть в лицо смерти, или женщина, оставшись одна в большом доме, избегает смотреть в зеркала и занимает себя обычными делами, чтобы случайно не увидеть то существо, чьи шаги слышатся порою с лестницы.