– Что за хрень только что произошла? – спрашивает Савви.
Микки лишь вопросительно смотрит на нее. В конце концов она обращается ко мне:
– Ваши родители как бы взглянули друг на друга и… ушли?
Мне удается вернуть свой голос прежде, чем Савви. Только потому, что, если я не прогоню комок, который внезапно набух в моем горле, я сделаю что-нибудь глупое и заплачу.
– Они сказали, почему?
– Нет, – туманно отвечает Микки. – Никто ничего не сказал. Но… что бы ни произошло между вашими родителями. Я думаю, официально можно заявить, что это было нечто плохое.
Глава двадцатая
Все, что мы в итоге поняли, после того как выжали мозг Микки, как губку: ни один из наших родителей не приезжал сюда из-за операции «Тайная сестра». Родители Савви приехали, потому что Микки упомянула о простуде Савви в разговоре со своей мамой, которая затем упомянула об этом в разговоре с мамой Савви.
– И это заслуживает того, чтобы оба твоих родителя бросили все и пересекли громадный водоем менее чем за двадцать четыре часа потому что?.. – спрашиваю я.
Савви хмурится, идет вперед и заводит нас глубже в лес.
– Почему твои родители здесь?
Ах. Это. Я поморщилась, открывая протеиновый батончик, который Савви протянула мне перед тем, как выдернуть меня на тропинку и скомандовать следовать за ней.
– Здесь есть средне-большая вероятность того, что я провалила учебу и должна быть сейчас в летней школе.
– Летней школе?
И вот опять. Приподнятые брови, недоверчивый тон. Даже с веточками в волосах и носом краснее, чем у Рудольфа, она умудряется источать такой авторитет, который заставил бы моего школьного директора вручить Савви ключи от своего кабинета, не задумываясь.
– Да, да, мы не можем все быть Бетти Купер
[30], – говорю я.
– Прости, я не хотела показаться… осуждающей. Я удивилась, вот и все.
Ну, это стоит на ступеньку выше, чем если бы она не удивилась, так что я принимаю ее реакцию. Я собираюсь вернуться к родителям Савви, пересекающим Пьюджет-Саунд из-за ее соплей, но Савви наконец останавливается.
– Ого.
Тропинка вышла на поляну с широким обзором и резким обрывом – не таким высоким, как те, что я уже видела здесь, но дух все же захватывает. Мы находимся достаточно высоко, чтобы видеть картину лагеря, раскинувшего под нами: домики и кафетерий, и теннисные корты, простирающиеся за лагерем, где отдыхающие начинают лениво разбредаться в поисках менее распланированной воскресной программы. Я не осознаю, насколько тихо здесь наверху, пока не раздается чих Савви, от чего я вздрагиваю.
Савви трогает меня за плечо.
– Здесь очень грязно, – предупреждает она.
Я смотрю вниз с края обрыва. Он не опасный, но крутой, и не похоже, что будет возможность подняться обратно, если вдруг рухнуть с него.
Я делаю шаг назад, возмущенная, что услышала все эти мысли голосом Лео.
– Что это за место?
– Ну, здесь мы занимались стрельбой из лука тем летом, в год когда вышел первый фильм «Голодные игры» и куча детей сходила по нему с ума. Но потом никто не хотел ходить сюда пешком и тропинка заросла, и… большинство людей забыло об этом месте.
Ее взгляд задерживается на основании дерева, но она так быстро отводит его в сторону, что я понимаю: лучше не смотреть на то, что там было.
– Но не ты.
Савви пожимает плечами и садится на пень. Я опускаюсь на другой пень рядом с ней, все еще задаваясь вопросом, действительно ли я видела машину моих родителей или я проснусь в хижине и узнала, что это был просто безумный сон, вызванный спреем от насекомых.
– Значит, наши родители ненавидят друг друга.
– Мы не знаем этого наверняка, – говорит Савви.
– Последний раз я видела «Приус», едущий с такой скоростью, когда во флагманском магазине в центре города была гаражная распродажа. – Я впиваюсь зубами в протеиновый батончик. – Кроме того, наши родители были здесь, а это означает, что мои, вероятно, оставили трех мальчиков младше десяти лет с моим ничего не подозревающим дядей и сели на паром в шесть утра. А потом просто… уехали?
Обида не знает, где во мне поселиться, и должна ли она вообще у меня быть. Они никак не могут знать, что мне известно об их присутствии здесь. И это не похоже на то, что они уехали, потому что злились на меня. Черт, они здесь, потому что злятся на меня. Но все это не дает мне покоя. Причина проделать этот путь должна быть серьезной. Это может означать только то, что сила, которая заставила их уйти, куда больше – даже больше, чем желание увидеть меня.
– О-ох, – говорит Савви, уткнувшись головой в колени. – Я бы хотела, чтобы наши родители просто… успокоились.
– Думаю, стоит сказать, что я откровенно врала своим и взломала их электронную почту, чтобы избежать законного обязательства посещать летнюю школу, так что они, вероятно, уж точно не должны успокаиваться, – признаю я. – С другой стороны, твои… неужели они так всполошились из-за насморка? Ты уверена, что они здесь не из-за Джо?
– Нет, – жалобно говорит Савви, пряча лицо. – Джо давно уехала.
– Ох.
Я не уверена, должна ли спрашивать. Отношения с Савви – это как… какая-то близость, понимание где-то в глубине нас, в наших одинаковых глазах, повадках и сорочьих талисманах. И есть дружба, которую мы начали выстраивать. Но не хватает промежуточного звена. Той грани между дружбой и родством, когда ты что-то знаешь о жизни другого и осознаешь свое место и кто ты, когда находишься рядом с этим человеком.
– Мои родители – они были такими с тех пор, как я себя помню. Когда я была маленькой, я чихала и сразу же попадала в приемную педиатра. Однажды меня не пустили в школу, потому что у меня был зеленый язык, и мы весь день не могли вспомнить, что накануне я ела «Джолли Ранчер».
– Ты что, была супербольной в детстве или что-то в этом роде?
– Вовсе нет. Но, казалось, они всегда думали…
Она останавливает себя, уставившись на полусъеденный протеиновый батончик в руках, и облизывает верхнюю губу.
– Всегда думали что?
Она смотрит еще несколько мгновений, ничего не отвечая. Мне пришлось привыкнуть к этому. К паузам Савви, к тому, что она всегда старается тщательно обдумывать слова. Лучше не пытаться подсказывать ей. Обычно она все равно заговорит, но иногда я не могу удержаться.
– Они, кажется, думали… ну… они всегда были параноиками, считали, что у меня недиагностированное заболевание сердца. Насколько я знаю, у меня его нет, – быстро добавляет она. – Просто один странный скачок на мониторе в детстве, о котором даже доктор сказал не беспокоиться, но моя мама была уверена, что это что-то другое, и что если я когда-нибудь заболею, то это всплывет и станет настоящей проблемой.