Мы одобрительно смеемся, и все поворачиваются ко мне, ожидая, что я вклинюсь в разговор со своим недовольством. Мое горло сжимается раньше, чем я успеваю что-либо сказать, и я делаю огромный глоток сока, чтобы снять это напряжение.
На следующее утро я выхожу еще раньше, чем обычно. Я все равно не могу заснуть, и хочу убедиться, что с Савви все в порядке, но ее нет ни в одном из наших обычных мест. Как будто остров поглотил ее.
Но я нахожу Руфуса, который подталкивает меня к одной из своих любимых тропинок. Я подчиняюсь, бросая ему палку, пока мы бредем по ней. Я фотографирую Руфуса с высунутым языком, когда Китти прямолинейно сообщает мне, что ее карта памяти заполнена. Сейчас всего восемь утра, так что, думаю, мне не придется долго ждать, чтобы добраться до общего компьютера и сбросить ее содержимое в Dropbox.
Руфус следует за мной, все еще намекая о палке, но, когда я бросаю ее в сторону главного офиса, он исчезает и не возвращается.
– Эй, Руфус, – зову я. – Куда бы ни влезли твои маленькие клепто-лапы, оставь это… Дерьмо.
Для справки, это не то слово, которое я собиралась выпустить из своего рта, впервые увидев маму Савви. Также для справки, какого черта.
Неделю назад я бы не узнала ее, но теперь я видела столько ее фотографий на телефоне Савви, что ее внешность стала вечно открытой вкладкой в моем мозгу. К счастью, она и отец Савви слишком отвлечены, гладя Руфуса, чтобы заметить меня. По крайней мере, на секунду.
– О, хорошо. Вы вожатая?
Я нахлобучиваю бейсболку так низко на лоб, что выгляжу как знаменитость, пытающаяся улизнуть с занятия по пилатесу.
– Э-э-э, – все, что удается ответить.
Ее отец смотрит на меня искоса, когда отступаю от них, чуть не споткнувшись о камень.
– Мы уже встречались раньше, верно? Ты одна из подруг Савви?
– Я не… я просто… простите! – выпаливаю я, и прежде чем они успевают сказать что-то еще, и бегу к хижине Савви, как будто от этого зависят наши жизни.
Я пролетаю половину пути, пока не случается это: я бегу на саму себя. Я бегу к зеркалу посреди кемпинга и вот-вот врежусь в стекло.
Я останавливаюсь, задыхаясь, и понимаю, что мое отражение хрипит гораздо более изящно и что это вовсе не я, а Савви без макияжа, ее волосы не уложены и сияют вьющимися кудряшкам, напоминая неряшливые прически женщин семейства Дэй.
Мы хватаем друг друга за плечи.
– Твои родители, – говорим мы обе.
Я хмуро смотрю на нее, она хмурится в ответ, и мы хором произносим:
– Нет, твои родители.
Затем одновременно издаем стон, и снова, с одинаковым возмущением:
– Я пытаюсь сказать тебе, что твои родители здесь!
Мой рот застывает в гримасе ужаса, потому что я первой догадываюсь: я видела ее родителей. И каким-то образом – нелепым, невозможным образом – она видела моих.
Савви присоединяется ко мне через несколько секунд, она неподвижна, будто ее кожа покрыта воском.
– Где? – выпаливает она на одном дыхании, как ругательство.
Я полная противоположность ее неподвижности – кручусь, как Руфус в комнате, полной белок.
– Они собираются убить меня.
– Они собираются убить нас, – поправляет меня Савви.
– Как, черт возьми, они догадались? – спрашиваю я, слишком громко для человека, который должен стараться сохранить инкогнито. – Ты выложила что-то в инстаграм?
Савви издает фырканье, граничащее с истерикой, раскидывая руки так широко, что я не могу разобрать, пытается ли она объять весь лагерь или всю нашу вселенную.
– Ты думаешь, я бы выложила это говношоу в инстаграм?
Я бы разозлилась на нее за то, что она упомянула о моем существовании как о «говношоу», но, честно говоря, мне все это даже нравится. Савви в тапочках, еще не до конца проснувшаяся, в десять раз более драматична, чем Савви из инстаграма, и за ней чертовски весело наблюдать.
Вот только Савви, помимо этого, выглядит так, будто достаточно легкого дуновения ветерка, чтобы она потеряла рассудок, так что кому-то из нас придется взять контроль над этой ситуацией.
– Ладно. Не волнуйся. Все будет хорошо. Мы их разыщем и объясним… как можно более разумно… что мы действовали за их спинами, перерыли все их самые темные секреты за последние двадцать лет и сбежали на остров, чтобы спрятаться.
Глаза Савви выпучились, как у резиновой куклы. Она вытирает нос рукавом безразмерной рубашки, шмыгая забитым носом под звуки беспрецедентной паники.
– Ты в порядке?
– Да, это просто дурацкая простуда, – говорит она, пренебрежительно отмахнувшись от меня. – Где ты видела моих родителей?
– Возле комнаты отдыха.
– Я видела твоих на парковке, – говорит Савви, – что должно означать…
– Они направляются в главный офис, – заканчиваю я, бросая взгляд в его сторону. Порыв ветра окутывает нас, и мне непонятно, дрожим ли мы от воодушевления или от страха. Наши родители могут быть в ярости, но после разговора мы получим ответы на все невозможные вопросы, которые у нас были с тех пор, как мы встретились.
Я снова поворачиваюсь к Савви.
– Готова?
Она качает головой.
– Эбби, у нас нет плана. Мы понятия не имеем, что будем говорить.
Я беру ее руку и сжимаю ее, как она сжимала мою вчера, как будто я могу передать ей часть своей новообретенной и, вероятно, крайне опрометчивой храбрости.
– Мы начнем с извинения, а дальше как пойдет.
Савви одаривает меня неуверенной улыбкой, но сжимает мою руку, прежде чем отпустить, и мы направляемся в главный офис, в кои-то веки поддерживая темп друг друга, так что никто из нас не обгоняет и не проверяет, на месте ли другой.
Я готовлюсь к сотне различных сценариев во время этой короткой прогулки, и примерно девяносто девять из них начинаются с того, что мои родители будут в астрономической степени бешенства. Но, может быть, и не будут. Может, они увидят родителей Савви, и все само собой образуется. Они все примут друг друга, и общие воспоминания об их неудачных прическах девяностых, дешевых свадьбах и всем остальном, что связывало их до нашего с Савви рождения, выплеснется на поверхность. Завтра к этому времени мы уже будем смеяться над этой историей.
Но даже если учесть этот нелепый сценарий, мне все равно не удается учесть тот, который разворачивается на самом деле: наших родителей нигде нет. Мы открываем дверь офиса и видим Микки, которая стоит рядом с Руфусом и смотрит в окно с таким видом, будто она стала свидетелем преступления.
Мы поворачиваемся, чтобы проследить за ее взглядом, и вдалеке видим две машины, поднимающиеся по извилистому склону: один из автомобилей – «Приус», а за ним – минивэн моих родителей во всей своей неуклюжей, облепленной наклейками красе. Через несколько секунд обе машины исчезают из виду.