И тогда поглядел Господь на все то безобразие и разгневался гневом великим.
И рек Господь:
«Истребили люди все вокруг себя и погубили прекрасный дом свой, который Я дал им на радость и процветание. Так что направлю Я вновь водную стихию на землю, где люди перестали признавать Господа творцом и хозяином всего сущего. Ибо разграбили они дом свой, который предназначил Я для них, и не знают любви, но одну лишь ненависть, и не хвала, не песнь радости, но стоны и плач – вот что доносится ко Мне с опустошенной земли».
И заплакал тогда Шемхазай.
«Горе мне, горе! Что станется с моими детьми!»
И сказал Господь тогда: «Дети твои, дурень, дурная трава в поле, нет в них ни благого духа стражей, ни печальной мудрости человеческой, так что уведу Я их с земли, однако ж не истреблю, но помещу под стражу – пусть пребывают там в вечных узах, под мраком, покуда не исполнится суд великого дня».
И исполнился Шемхазай благодарности великой, и раскаялся, и добровольно покарал себя, повиснув в пространстве меж небом и землей, где висит и поныне в скорби покаянной.
И вновь пришел к Господу Разиэль, что был тогда с Шемхазаем, и сказал: «Неужто разрушишь Ты прекрасную землю, Господи, – пуще того, как ее разрушили люди вкупе с неразумными чадами нашими?»
Рек тогда Господь Разиэлю: «Исцелю Я землю, которую развратили ангелы. И вновь насажу ее лесами и садами, и пущу по ней виноградные лозы, и птиц запущу в листву дерев, чтобы славили они Господа, и зверей – в чащи, и рыб – в моря».
И отвечал Разиэль: «Но что толку в земле, если не будет больше никогда на ней человека? Неужто воды одни да твари неразумные будут славить Тебя до конца времен? Болит душа у меня, о Господи, ибо привязался я к Твоим созданиям, пока жил с ними. Неужто погубишь Ты их совсем, чтобы и следа не осталось от них на лице земли? Ибо в том, что случилось с ними, есть и наша вина».
«Нет, – сказал Господь, – уничтожу Я лишь сладострастные души и детей стражей, ибо дурно они поступили с людьми, но сохраню Я род человеческий, и, когда очищена земля будет от всякого греха, возродятся праведные, и в те дни открою Я сокровищницы своего благословения, которые на небе, чтобы низвести их на землю, на произведение и труд сынов человеческих. И всякое дело будет сопровождаться благословением; справедливость и правда будут насаждать полную радость в века».
«Но они вновь будут как дикие, неразумные, ибо погибнет вся их сила», – возразил Разиэль.
«Тут уж пусть поступают по своей воле, ибо теперь сила их в их руках, – сказал Господь, – ибо отныне запрещаю Я стражам вмешиваться в людские дела. А сейчас ступай, возвести земле исцеление и что не все сыны человеческие погибнут через тайну всего того, что сказали стражи и чему научили сыновей своих».
И сказал Разиэль: «Но что, о Господи, делать нам с Азаилом нераскаянным – сила его равна силе двухсот водителей ангелов?»
«А ты поведай всем, что развратилась земля чрез научения делам Азаила – ему припиши все грехи!»
«Но почему он один?» – так спросил тогда Разиэль.
«Да потому, что лучше, чтобы в глазах рода людского лишь один из вас был виновен, нежели сотни, – так рек Господь, – иначе утратится к вам полная вера, и усомнятся люди в благе вашем, и утратят должное почтение и страх, и не будут знать, кто из вас плох, а кто хорош. А что до Азаила, то вот тебе сила и делай с ним что пожелаешь».
«Нет, – отвечал Разиэль, – сделаю я с ним не то, что я пожелаю, ибо сам не знаю, желаю я ему гибели или же милости, но то, что Ты повелишь».
И сказал Господь, что никому из стражей не дано будет более вмешиваться в дела людей и изменять лицо земли во вред ли, на благо ли. И исполнил Разиэль все, что повелел Господь.
А повелел Господь Разиэлю связать Азаила по рукам и ногам, и положить его во мрак, и сделать отверстие в пустыне, которая находится в Дудаеле, и опустить его туда, и положить на него грубый и острый камень, и покрыть его мраком, чтобы он оставался там навсегда, и закрыть ему лицо, чтобы он не смотрел на свет.
И так и сделал Разиэль.
Иные же, впрочем, рассказывают, что пожалел он Азаила, собрата своего, так что тот и поныне живет на земле, нераскаянный, и продолжает свое грешное бытие, принимая всякие личины, в том числе и сыновей Каиновых. Тоже и потомки Шемхазая, которые и по сю пору живут среди людей, и твой верный слуга – один из них…
* * *
Гиви умолк и ошеломленно огляделся по сторонам. Костер почти прогорел, на небе высыпали крупные звезды. Мрачные бородатые люди, сидя на корточках, мерно кивали. И что это на меня нашло? – удивлялся он, с некоторой опаской поглядывая на предводителя.
– Что ж, о Рассказчик, – проговорил предводитель, – воистину хорошо подвешен твой язык и сладки твои речи, и слушать их – правдивы они или нет – одно удовольствие, так что даже жаль будет передавать вас в руки тех, кому вы обещаны, однако слово есть слово, а сынов пустыни еще никто никогда не упрекнул в том, что они поступали в ущерб заказчику.
– Кому мы обещаны? – в ужасе спросил гордый потомок Шемхазая, чувствуя, как земля уходит из-под ног. – Слушай, что с нами сделают?
– Это только между нами и ними, – сурово ответил предводитель, – а посему уста мои замкнуты на замок. Однако же прими мой совет – отложи свои тревоги до завтрашнего дня, ибо тогда будет у тебя о чем тревожиться. Прохладно под сенью шатра, свеж ночной ветер пустыни, благодатна колодезная вода в кувшине у изголовья, бдителен страж у входа, но не помешает он вашему отдыху, и это самое малое, но и самое большее, чем способен я отблагодарить тебя за повесть твою. Ступайте же.
– Э-э… – сказал Гиви.
– Уведите их, – махнул рукой предводитель.
Двое дюжих разбойников подхватили упирающегося Шендеровича и поволокли его в шатер. Гиви пошел сам.
* * *
– Час трепался! Это ж надо! Как заведенный. Что ты им впаривал?
– А, – отмахнулся Гиви, – чушь всякую.
– Только и слышно было – Шемхазай, Шемхазай… Кстати, о потомок Шахразады, не разведал ли ты, часом, хитрым своим манером, что они собираются с нами делать? Сдадут властям?
– Сдадут. Но не властям, – тоскливо проговорил Гиви.
– Как – не властям? – неприятно поразился Шендерович. – А кому? Интерполу?
– Ох, Миша, если бы Интерполу… Они нас кому-то страшному сдадут. Такому страшному, что, по-моему, они его и сами боятся.
– Боятся? Эти головорезы?
– Ага… Одно, Миша, утешает – что мы ему живыми нужны. А может, и не утешает…
Полог шатра был откинут, и видно было, как маячит на фоне крупных звезд, точно в повторяющемся дурном сне, фигура часового.
– Может, они нас за кого-то другого приняли?
– За кого? За царей Шемхазайских? Будь ты скрытый царь, за тебя хоть какой выкуп можно потребовать…