– Позор один. Я с детства на горшок не ходил.
– Да уж, – согласился Шендерович, сползая по подушкам. – Дикие нравы. Я так думаю, они все из дурки местной сбежали. Их, может, родственники разыскивают… брата Педро и Мастера Терьяна этого. Наверняка они в одной палате сидели. Повязали санитаров и чухнули в горы. У них тут, в Турции, психушки хлипкие, нашим не чета… может, тем, кто их сдаст, еще и бонус положен…
– Опять бонус? – застонал Гиви.
– Ничего, мы их тут пошерстим.
– Послушай, Миша… Если они из психушки, откуда тогда демон этот взялся? Бауэр?
– Какой демон? Ты его видел?
– Видел, Миша. Неприятный такой, рожа зеленая.
– На понт нас брали, бедный мой потомок исполинов. Зеркала всякие понаставили – делов-то! Фокусы-покусы… а потом, черти всегда зеленые. Это их естественный цвет.
– Ну, раз ты так думаешь…
– Определенно. Я их, гадов бабулонских, выведу на чистую воду. А ты, главное, на меня смотри. И делай, что говорю.
– Я, между прочим, только так и делаю. И что в результате?
– А! – отмахнулся Шендерович. – Не боись, прорвемся! И запомни – завтра с утра требуем черных невольниц. И это… корону царей земных…
– Не жирно?
– Размах тут нужен! Я царь или не царь?
– Ну…
– Хр-р-р…
Гиви вздохнул. В проеме пещеры было видно, как над горами встает огромная багровая луна. На ее фоне отчетливо просматривались массивные силуэты Детей. Он подсунул под голову подушку. Подушка была жесткая и неудобная. Он попробовал подумать про Алку, но почему-то не получалось. Тогда он начал думать про черных невольниц. Невольницы призывно усмехались и играли драгоценными камнями, укрепленными в пупках. И чего тут хорошего в этих камнях, думал Гиви, царапаются же… Потом он заснул.
* * *
Кто-то тронул его за плечо.
Гиви вскочил, какое-то время пытаясь сообразить, где он, понимаешь, находится. Но вокруг было темно. Он пошарил по сторонам, попал по чему-то упругому и тут же отдернул руку. Но это была лишь туго набитая конским волосом подушка, которая откатилась в сторону.
Черная фигура высилась над Гиви. Он хотел закричать, но от страха у него перехватило горло.
Приснится же такой кошмар, уговаривал он себя. Он пытался внушить себе, что он в худшем случае находится в своей каюте на теплоходе. В лучшем – в гостинице пароходства. А еще лучше – дома… Этот вариант был особенно привлекателен, и Гиви решил остановиться на нем.
Черт знает что примерещится, мужественно пытался думать Гиви…
– Ч-ш-ш, о Потаенный, – произнесла фигура.
Рядом мощно храпел Шендерович. Впрочем, храп тут же прекратился, и Шендерович сонно пробормотал:
– Эй, я же сказал – сначала невольниц!
– Проснись, о Жеребец Всех Кобыл, – тем же шепотом сказала фигура. – Ибо времени у нас достанет лишь до рассвета.
– Кто достанет? – подскочил Шендерович.
– Кому надо, тот и достанет, ежели мы сейчас не примем соответствующие меры, – сурово донеслось из-под капюшона. – Не бойся, о, Бесстрашный, ибо я Брат Пердурабо!
– Надо же! А Чада где?
– Чад я отключил. Изолировал в коконе…
– Доброе дело ты сотворил, Брат, – дружелюбно проговорил Шендерович. – А где старшой?
– Этот интриган? Этот самозванец, именующий себя Мастером Терионом?
– Ну да… Начальник твой!
– Он? – возмущенно фыркнул Брат Пердурабо. – Он – начальник? Ежели я ему потакаю, это еще не значит, что он – тот, за кого себя выдает! Ибо, что бы он там ни рек, этот недоучка, прямой потомок Келли и его воплощение – это я. А ты, Средоточие Света, ему поверил?
– Он изложил свою версию вполне убедительно, – сурово заметил Шендерович.
– Еще бы! Хитрости у него не отнимешь! Нахватался по верхам, как всегда. Ибо не Келли он был, а Джоном Ди, который так возжаждал славы и начал мешаться в дела земные, что нам пришлось приставить к нему мое воплощение, дабы он не наделал бед. И что же – этот мерзавец, почуяв неладное, подставил меня в этой истории с философским камнем, а сам смылся. Так и сгнил я в тюряге, спасибо этому придурку Рудольфу. Так нет, мало ему! Воплотился в этого проходимца Кроули, да еще угораздило его развязать магические войны! Недоучка, самозванец! Жабу он, видите ли, распял, фу-ты ну-ты! Думаете, он посвященный? Как же! Его ни в одно приличное тайное общество впускать не хотели – так он сам себя посвятил! Вот так, ни с того ни с сего, взял и посвятил! Нате вам! Пришлось приставить к нему Розу Келли, следующее мое воплощение, чтобы его хоть как-то контролировать! Так он довел меня, бедняжку, до белой горячки, этот деспот…
– Ага!
– И теперь – опять! Ну почему именно я? Что у меня за несчастный жребий такой – вечно таскаться за этим самодуром? Воплощение за воплощением! Говорил я братьям, устал я, подберите другую кандидатуру, так нет… ты его, мол, лучше знаешь, притерлись за столько веков… Притерлись! Я из-за него до зеленых чертей допилась!
– Ага…
– Ну наконец-то труды мои завершились. Ибо был я по воле братьев с этим честолюбцем до решающего часа! Теперь же ожидание наше исполнилось и Свет прольется на весь Великий Восток. Вставайте, Высокие, пошли! И прости, о Добрый Кузен, – поклонился он в сторону Гиви, – что этот астральный слепой не распознал в тебе сущность могучую.
– Ничего-ничего, – поспешно сказал Гиви.
– А куда, собственно, пошли? – холодно поинтересовался Шендерович.
– На Делание, разумеется, – удивился Брат Пердурабо. – Ибо для того призвали вас сюда Великие Светила. Сейчас все и устроим. Раньше начнешь – раньше закончишь, не так ли?
– Да всегда пожалуйста, – Шендерович был на удивление покладист, – только потребен мне инструментарий соответствующий… ибо ты, умелый подмастерье, должен знать, что не бывает Каменщика без Мастерка, Плотника без Молотка и Кузнеца без Молота.
Во мраке пещеры он пихнул Гиви локтем и попал в солнечное сплетение. Гиви шумно втянул воздух. Получилось очень внушительно.
– Пощади неразумного, о Избранник! – торопливо проговорил Брат Пердурабо. – Нетерпение мое простительно, но непростительно небрежение. Разумеется! Я должен был позаботиться прежде, чем налагать на тебя священную обязанность!
– Как говорят в нашем кругу, поспешишь – людей насмешишь, – заметил Шендерович.
– О, как верно! Что именно тебе потребно, о Прозревающий Глубины?
– В саду нашего отдохновения, – неторопливо повел Шендерович свою речь, – оставили мы священные предметы. И было их числом четыре. Жезл укороченный, карманный, темного металла, изогнутый и раздвоенный на конце – атрибут мудрости; круг алмазный с коловоротом посредине – символ мироздания, атрибут жесткости; факел самосветящийся, переносной, в воде не гаснущий – атрибут прозрения; и якорь трехлапый, с тросом привешенным – атрибут… э-э… заякоривания… да шевели же мозгами, потомок Шемхазая!