Я в ярости занесла ногу и что есть силы долбанула пяткой по коробке с куклой. Треск фарфора был настолько тошнотворным, что я судорожно вздохнула и моментально отдёрнула ногу, отступив назад. Из ступни у меня торчал маленький фарфоровый осколок. Я неуклюже отпрыгнула, потеряла равновесие и упала на спину, инстинктивно обхватив обеими руками живот — и в этот момент увидела Эйдена, который стоял в дверях и наблюдал за мной.
— Помоги мамочке подняться! — попросила я. Не знаю, почему я сказала именно так. Считать его маленьким мальчиком я перестала несколько дней назад, когда увидела, как он поправился от хорошей еды и нормальной физической нагрузки, но, растянувшись на полу, я испытала прилив такого отчаяния, что, видимо, не удержалась от попытки заставить его проникнуться ко мне любовью, назвав себя «мамочкой».
Я протянула ему руку, а он просто стоял в полутора метрах от меня в дверном проёме и смотрел с тем же бесстрастным выражением на лице, что и всегда. Пустым, как у куклы. И всё же… а вдруг где-то там, в глубине сознания, он насмехался надо мной? Это пустое выражение и медленные движения век… Эта прямая линия, которую неизменно образовывали его губы… Руки, как плети висящие по бокам, никакой жестикуляции, они практически не двигались… Это он всё специально, чтобы посмеяться надо мной. Он испытывал моё терпение. По какой-то неведомой причине я была уверена, что он делает всё это умышленно. Почему я была так уверена? Почему?! Ужасно так думать. Эйден пережил страшные вещи, а я позволяла себе думать, что всё это притворство и он надо мной издевается.
Эйден! — позвала я севшим голосом, в котором зазвучали суровые нотки. — Помоги мне подняться. Возьми меня за руку и помоги мне подняться.
У меня и так уже пластырь на пальце, а теперь ещё и ногу повредила: в том месте, куда пришёлся удар по этой дурацкой кукле, сочилась кровь. Будь Джейк дома, он бы отругал меня за неуклюжесть, ворча о том, как я заставляю его волноваться и как он не любит оставлять меня дома одну, особенно в обществе Эйдена.
— Помоги мне встать на ноги! — взмолилась я. — Я упала, и мне трудно подняться. Ты понимаешь меня? Ты понимаешь, что я говорю?
Вполголоса зарычав от досады, я постаралась сесть, осторожно двигая травмированной ногой. Сначала нужно вытащить осколок из ступни — чтобы встать, мне понадобятся обе ноги, поэтому я изо всех сил пыталась дотянуться до торчащего осколка. К этому моменту я больше походила на посетительницу парной: ко лбу прилипли пряди мокрых волос, а платье для беременных, которое было на мне, промокло на спине.
— Если бы ты, чёрт возьми, мне помог, было бы намного проще! — пробурчала я. Почему он не помог мне, ведь он понимал другие просьбы! Он знал, что нужно закрывать дверцы кухонных шкафов и ставить тарелку в раковину после ужина. Он исполнял всё, о чём просил Джейк. Он всегда слушался его. Почему бы ему теперь не помочь мне?!
Когда я наконец дотянулась до ступни, Эйден отступил на шаг. Стиснув зубы, я ухватилась за осколок большим и указательным пальцами и выдернула его, выдохнув одновременно с облегчением и болью. Затем я отбросила противный кусок фарфора в сторону и легла на ковёр перевести дух.
Эйден по-прежнему стоял возле меня. Я осмотрела рану и заключила, что всё не так плохо: кровь сочилась, но всё можно исправить, смыв её и заклеив ранку пластырем. Увы, немного крови попало на ковёр, нужно отчистить её до прихода Джейка.
Поморщившись, я поставила пострадавшую ногу на пол и стала подниматься, пыхтя и отдуваясь, а сын всё это время стоял и наблюдал за мной. Вернувшись, наконец, в вертикальное положение, я изрядно намучилась и кипела от злости.
Уйди с глаз долой! — прошипела я.
Этому посылу он повиновался и побежал по коридору, как потревоженное насекомое. Я покачала головой: какая-то ерунда! Почему Эйден не помог мне? После неприятного разговора с Джейком я действительно задалась вопросом, а не хочет ли Эйден причинить мне боль или, по крайней мере, насладиться видом моих страданий — а иначе с чего бы ему игнорировать простую просьбу о помощи? Нет, надо гнать эти мысли прочь. Если бы он хотел, например, меня стукнуть, то у него только что была прекрасная возможность, которой он не воспользовался, ведь я валялась на полу совершенно беспомощная. Да, он не пытался помочь, просто стоял и смотрел, как я барахтаюсь, но не предпринимал и активных попыток причинить мне вред.
Я вздохнула. Как нелепо всё это выглядит… Я в самом деле была рада, что мой собственный сын не стал бить меня в тот момент, когда я не могла защититься — вот до чего я докатилась! Благодарна уже за то, что меня не пытались задушить, пока я трепыхалась на полу подобно упавшему на спину жуку!
Прихрамывая, я поплелась в ванную, промыла ногу и заклеила порез пластырем. Я не обладала большими медицинскими познаниями, но была уверена, что дело не настолько серьёзно, чтобы накладывать швы, и считала, что кровотечение под пластырем должно остановиться. После этого я спустилась вниз достала разные чистящие средства для ковров. В тот день я была с Эйденом наедине. Интерес прессы к нам наконец-то стал ослабевать, полиция больше интересовалась герцогом, чем Джейком, а посему острая необходимость держать полицейских у нас дома в течение всего дня отпала. Я была рада этому, и полицейские, скорее всего, радовались не меньше.
Когда я вернулась наверх, Эйден был в своей комнате. Преодолев секундную нерешительность, я решила заглянуть и узнать, что он делает.
Ничего.
Вот чем он занимался. Ничем. Он не смотрел фильмы на маленьком телевизоре с плоским экраном, который мы для него купили; не рисовал красивыми ручками и карандашами, купленными в местном магазине для художников (они обошлись мне в целое состояние!); не читал книги, которыми снабдил его Джейк, он игнорировал даже мяч, подаренный Робом. Он сидел и смотрел в окно.
— Что ты видишь в окне, Эйден? — поинтересовалась я. — Его? Того человека, который тебя забрал? Ты видишь его? Расскажи мне, как он выглядит, ну пожалуйста, скажи мне! Можешь нарисовать его лицо? — Продолжая хромать, я вошла в комнату и взяла со стола блокнот для рисования и карандаш. Я подошла к Эйдену и взяла его за руку, с усилием разогнув пальцы, сжатые в кулак, и вложив в них карандаш. — Нарисуй его. Я знаю, ты можешь. Десять лет, Эйден. Десять лет. Ты его хорошо знаешь. Ты знаешь, кто он. Нарисуй!
С силой, о которой я и не подозревала, Эйден вырвал у меня из рук блокнот и бросил его на ковёр вместе с карандашом. Потом он молча встал и отошёл в другой конец комнаты.
* * *
Добрый час ушёл у меня на то, чтобы, стоя на коленях, оттереть пятна от ковра. Покончив со следами крови, я подобрала осколки куклы и кучу упаковок от вещей для новорожденной и привела детскую в порядок. Комната выглядела просто идеально. Мы подобрали жёлтые в полоску обои с бордюром, на котором резвились разные домашние животные. Внутри кроватки из сосны был уложен маленький матрас, укрытый мягким белым одеяльцем, а над кроваткой висел мобиль с разноцветными звёздами из ткани с металлическим отблеском. До возвращения Эйдена мы с Джейком потратили целое состояние на то, чтобы подобрать шторы в тон обоям и ковру, а также идеально смотрящийся шкаф и добротный пеленальный столик.