— Что ты? — резко ответила я. — Выкладывай. Посмотрим, есть ли у тебя оправдание тому, что ты сделала.
— Мы вместе принимали наркотики, поняла? И по ходу экспериментировали. Но всё немного вышло из-под контроля. Он иногда душил меня, и мы о многом говорили в постели. Мы рассказывали друг другу о своих самых тёмных мыслях. — Она улыбнулась мне, сверкнув глазами, и я чуть не поддалась искушению срезать эту улыбку у нее с лица, но устояла. Во всяком случае пока не время. — Уверена, что ты понятия не имеешь, каково это, когда страсть уводит тебя в тёмные глубины. Ты такая… нормальная. Скукота. Ты никогда не заслуживала Роба. — Она усмехнулась, и выражение щенячьего испуга окончательно сошло на нет. — Ты просто… ванильная конфетка. Ты не можешь себе представить, что такое жить на грани. Я помогала Хью, потому что он был… свободен. И помощи ему было мне достаточно. Я каждый день ходила на работу, зная, что на самом деле случилось с твоим сыном. Каждый день я жила с этим знанием. Один раз Хью даже сводил меня в то подземелье, пока Эйден спал.
— С какого перепуга Хью тебе доверял?
— Потому что он знал меня! — взорвалась она. — Он был единственным, кто меня знал. Поэтому я и прикрывала его, когда Эйден вернулся. Я понимала, что полиция будет рыскать у его дома, если я не сделаю что-нибудь, что могло бы объяснить его исчезновение. Поэтому я и зашла к нему в Фейсбук. Все думали, что у него роман, и только я поняла, что, скорее всего, случилось.
— Ты не его прикрывала, а себя! — возразила я. — Ты поняла, что ваш с Хью роман может раскрыться и след потянется к тебе. Но ты дура, Эми. Тут ты сплоховала, в отличие от Хью. Ты захотела свои пятнадцать минут славы, хотя должна была сидеть тише воды, ниже травы. Ты что, не понимала, что рано или поздно Эйден заговорит?
— Я думала, что он совсем спятил, — сказала она. — Решила, что он теперь умственно отсталый и никогда даже пикнуть не сможет. — Она пожала плечами. — Он твой сын, в конце концов.
Я проигнорировала отпущенную в мой адрес шпильку.
— Ты слабачка. Хью распоряжался тобой как хотел, а ты этого даже не замечала, — сказала я. — Мы все были у него под контролем: ты, я, Джози, Эйден. Вот что ему было нужно. Полный контроль.
Нет, — возразила она. — Всё было с моего согласия.
— Ты выглядишь жалко.
— Без разницы, — сказала она. — Ты просто стерва. Меня никогда не замечали. Никто. Для всех вас я была нулём. Так, репейник. Грязь на ваших ботинках. Ты никогда не заслуживала Роба. Он лучше тебя.
— Ты больная, — сказала я, ещё сильнее нажимая на нож. Красная капля скатилась по её лицу, и она закричала:
— Не трогай меня! Пожалуйста!
Я выдохнула, выпустив прямо ей в лицо горячую струю воздуха.
— Знаешь, что я чувствовала, убивая Джейка? Я видела, как жизнь уходит из его глаз. Я ощутила вкус его крови, порвав ему зубами запястье. А прямо сейчас я могу перегрызть тебе глотку. — Она хныкнула и прикрыла глаза. — И единственная причина, по которой я этого не сделаю, в том, что я не такая идиотка, как ты. Я не собираюсь рисковать своей жизнью из-за такой тупой бабы. У меня в жизни всё хорошо. Сын вернулся, Роб тоже, появилась дочь. А что есть у тебя? Стопка газет с твоим именем. Ты не стоишь того, чтобы из-за тебя садиться в тюрьму. Поэтому слушай и запоминай, что тебе нужно сделать. Ты продашь этот дом и уволишься из школы. Потом ты возьмёшь все свои кровавые деньги, полученные за всю ту ложь, что ты распространяла, и уедешь как можно дальше отсюда. И ты не посмеешь снова появиться здесь, потому что если я тебя ещё раз увижу, а всажу вот этот самый нож тебе в живот и вспорю его прямо до твоего лживого рта. Это понятно?
Она кивнула.
* * *
Подъём был крутым. Ноги болели, а пот лился даже по спине, но зато вид был потрясающий. Я взяла руку Джины и помахала ею маленьким фигуркам людей, куда-то спешащих внизу. Она была пристёгнута спереди и прижималась к груди.
— Помнишь это место? — спросила я.
— Мы ходили сюда на пикник, — кивнул Эйден.
Шажок за шажком, день за днём я узнавала о том, что Эйден помнит, а чего нет. Он помнил моих родителей, она помнил школу, но не помнил, что любил есть и за какую команду болел.
Я расстелила одеяло и поставила на него корзинку со снедью. Было прохладно, трава была мокрой, но я взяла с собой непромокаемое одеяло, и все мы оделись в несколько слоёв, так что холод нам не грозил. Я отстегнула рюкзак-кенгуру и села на одеяло, усадив Джину к себе на колени. С раскрасневшимися носом и щеками она очень забавно выглядела в своём маленьком горнолыжном костюме.
— Хорошо здесь, правда? — сказала я.
Эйден сидел, положив руки на колени. Он тоже учился всему заново, учился взаимодействовать со всем тем, что его окружает. Он уже не стоял рядом, как неприкаянный, как это было раньше, а мог сесть и расслабиться. Он опирался локтями на стол и барабанил пальцами по подлокотнику в машине, когда играло радио.
— Я думал, что больше никогда не увижу его, — кивнул он.
Я никак не могла привыкнуть к звуку его голоса. Он говорил короткими обрывистыми фразами, и иногда ему требовалось некоторое время, чтобы сказать то, что он хотел. Сначала он двигал челюстями, будто ощупывал слова во рту перед тем, как проговорить их. Но я гордилась тем, как он восстанавливается.
Мы немного посидели на холме, любуясь видом Узы, петлявшей по нашему маленькому городку. Было утро, и зимнее солнце придавало всему отчётливый, красочный вид. Деревья светились ярко-оранжевым, и на них даже было больно смотреть, небо было таким пронзительно-голубым, что больше походило на море, а воздух был таким свежим, что на выходе из лёгких оставлял то колючее ощущение, которое сопровождает занятия спортом в холодный день.
События последних десяти лет будут тяжёлым грузом лежать у меня на душе до самой смерти, но впереди я видела проблеск счастья. Я видела дорогу, по которой предстоит пройти.
— В следующий раз, когда захотим на пикник, — сказала я, — давай устроим его на Великой Китайской стене. — Я открыла корзинку и достала бутерброды.
— Ладно, — ответил он.
Я помедлила и посмотрела на сына. На щеках у него появился румянец, а в глазах — яркие искорки. Я протянула руку и нежно провела рукой по щеке. Эйден придвинулся ко мне и положил голову мне на плечо — сначала неуклюже, но через пару минут он устроился поудобнее. Впервые за десять лет я смогла ощутить, как пахнет мой сын. Я прижалась носом к его макушке и с запахом шампуня и геля для душа вдохнула запах его кожи, как делала это, когда он родился. И когда мои ноздри наполнил этот сладковатый аромат, я поняла, что моё сердце больше не пустует.