Мое преступление (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Гилберт Кийт Честертон cтр.№ 60

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Мое преступление (сборник) | Автор книги - Гилберт Кийт Честертон

Cтраница 60
читать онлайн книги бесплатно

Местность, по которой я шел, была призрачной и бесцветной. Поля и кроны деревьев, обычно зеленые, по цвету не отличались от неба и точно так же тонули в тумане. А спустя несколько часов день стал клониться к вечеру. Болезненно-бледный закат слабо цеплялся за линию горизонта, будто бы страшась оставить мир во тьме, и чем больше он угасал, тем ближе и угрожающе надвигались небеса. Облака, ранее просто тусклые, разбухли и вскоре излились на землю темным полотном дождя. Дождь слепил, атаковал меня, как вражеский солдат в ближнем бою, а небеса склонились надо мной и загремели в уши. Я шел долго, пока не встретил наконец человека, и к тому времени уже принял решение. Я спросил у него, где поблизости можно сесть на поезд до Паддингтона. Он указал мне на тихую маленькую станцию (я даже названия не вспомнить не могу) в отдалении от дороги, одинокую, будто горная хижина на перевале.

Пожалуй, ничего подобного этой станции я раньше не видел – ничего столь же древнего, иронично-печального и потустороннего. Казалось, дождь лил над ней с самого сотворения мира. Потоки воды струились по деревянным доскам, будто гнилой сок самого дерева, будто само здание станции разваливалось на части и истекало гнилью.

Мне потребовалось почти десять минут, чтобы найти там хоть одну живую душу. Душа на поверку оказалась весьма унылой и на мой вопрос о поезде ответила сонно и неразборчиво. Насколько я смог понять, поезд должен был подойти через полчаса. В ожидании его я присел, зажег сигару и принялся наблюдать за последними клочьями истерзанного заката, слушая беспрерывный шум дождя.

Прошло около получаса или чуть меньше, прежде чем поезд медленно вполз на станцию. Он был непривычно темным; вдоль его длинного черного туловища не виднелось ни единого проблеска света, и поблизости не было проводника. Мне не оставалось иного выбора, кроме как подойти к паровозу и громко поинтересоваться у машиниста, следует ли поезд до Лондона.

– Ну… да, сэр, – сказал он с необъяснимой неохотой. – Он следует до Лондона, но…

Тут поезд тронулся, и я запрыгнул в первый вагон. Там царила кромешная тьма. Я сидел в ней, курил и размышлял, а поезд двигался по темнеющим просторам, исчерканным одинокими тополями, пока наконец не замедлил ход и не остановился прямо посреди поля. Раздался глухой стук, как будто кто-то спрыгнул с паровоза, и в моем окне появилась растрепанная черная голова.

– Простите, сэр, – сказал машинист, – но мне кажется… Пожалуй, вам стоит об этом знать… В этом поезде умер человек.

* * *

Будь я человеком тонкой душевной организации, то, несомненно, был бы сражен этим новым знанием и ощутил бы настойчивую потребность выйти из поезда и немного подышать. На деле же я, стыдно сказать, объяснил вежливо, но твердо, что, если меня благополучно доставят к Паддингтону, остальное не столь важно. Но когда поезд снова тронулся, я все-таки кое-что сделал – не задумываясь, просто следуя инстинктам. Я выбросил сигару. Было в этом что-то древнее, как сама земля, и родственное траурным ритуалам. Мне показалось вдруг невыносимо ужасным, что во всем поезде едут только два человека, причем один из них мертв, а второй курит сигару. И когда ее пылающий красным золотом кончик угас, как погребальный костер, символически затушенный во время церемонии, я осознал, что ритуал этот воистину бессмертен. Я осознал его истоки и сущность и понял, что перед лицом священного таинства слова бессмысленны, зато несут смысл действия. И я понял, что ритуал всегда будет требовать отказа от чего-либо – уничтожения хлеба и вина, возложенных нами к алтарю наших богов.

Когда поезд, пыхтя, дополз наконец до Паддингтона, я выскочил из него неожиданно резво. Задняя часть поезда была огорожена, вокруг стояли полицейские, но никто не подходил близко. Они что-то охраняли и одновременно прятали. Возможно, это была смерть в одном из ее самых шокирующих обличий, возможно, что-то подобное Мертхэмскому делу [76], густо замешанное на человеческой злобе и тайнах и почти превозносимое за это, а возможно, что-то и похуже. Я с облегчением покинул станцию и вышел в город, где увидел смеющиеся лица, озаренные светом фонарей. С того самого дня и по сегодняшний я не имею ни малейшего понятия о том, какой странной истории тогда коснулся и что стало с моим попутчиком во тьме.

Перевод Ольги Образцовой

5. Человек, который знал слишком много

Хорн Фишер, второй по узнаваемости из честертоновских «сыщиков поневоле» – совсем не такой человек, как отец Браун. Он с рождения принадлежал к тем кругам, которые управляют Англией. Правда, эта принадлежность очень вскоре начала его тяготить, и в некоторых рассказах цикла Фишер подчеркнуто дистанцируется от нее, но в других вынужден снова вернуться к прежнему своему окружению. Хотя бы для того, чтобы исправить тот вред, который оно сумело навлечь на Англию, да и на весь мир. Исправить – или хотя бы постараться сделать это. Даже ценой своей жизни, если потребуется…

«Омут Езуса» принадлежит к первой группе рассказов. «Месть статуи» (в каком-то смысле это «Месть Британии»: ведь статуя, о которой идет речь в рассказе, символизирует именно Британскую империю) – ко второй. Вдобавок обоим ранее отчаянно не повезло с переводами: они были, но в обоих случаях оказались настолько слабыми, что с трудом позволяли разобраться в происходящем. Если же говорить о «Мести статуи», завершающем рассказе фишеровского цикла, то не позволяли вовсе. Так что у читателей этого сборника впервые появляется возможность по-настоящему ощутить дух и букву малоизвестного честертоновского текста!

Циклу «Человек, который знал слишком много» вообще издавна с переводчиками не очень везет. Среди историй об отце Брауне некоторые действительно нуждаются в новом переводе, но многие все-таки переведены полностью адекватно, а некоторые даже отлично. Однако среди рассказов о Хорне Фишере и его друге Марче соотношение это, деликатно выражаясь, выглядит… совсем иначе. Впрочем, сам он вряд ли стал бы на это жаловаться: ведь «Фишер» – не просто «рыбак»; в устах Честертона это слово отчетливо соотносится с понятием «ловец человеков»… И земной путь Фишера неизбежно становится его крестным путем.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию