– Вот и хорошо. – Лицо его просто кричало о том, как велико было облегчение. – Не знаю, что бы я делал, если бы ты сказала, что уходишь.
– Прекрасно бы справился. Ты – один процент от одного процента.
– До твоего появления мне было очень скучно, Фейт, – признался Эммет. – В редакционной статье в «Уолл-стрит джорнал» меня как-то назвали «привилегированным нарциссистом». Порой мне кажется, что это правда.
Он подумал, хотя вслух и не сказал, что людям вроде него время от времени нужно напоминать, чтобы они не превращались в привилегированных нарциссов. А для этого им нужен человек вроде Фейт.
Эммет порывисто схватил Фейт за руку, несколько секунд она ее не отнимала. А потом подвинулась, руки разомкнулись.
– Вот и хорошо, – сказала она. – Час уже поздний.
Она встала, поэтому он встал тоже.
– Так не знает никто, кроме Грир Кадецки? – уточнил он. – И того, кто ей это сообщил?
– В этом я не уверена.
Они помолчали.
– Грир ведь не станет болтать, да? – спросил он.
Фейт покачала головой.
– Вряд ли станет. При этом она уже уволилась. Была неприятная сцена. Мне она нравилась, я много в нее вложила.
– Да, как это у тебя принято. Ты с ними всеми нянчишься.
– Нянчиться – это только часть дела, – сказала она. – Их еще надо брать под крыло, если видишь, что им этого хочется. Но тут есть и другая сторона, и состоит она в том, что рано или поздно их надо отпускать. Раз – и отбросил от себя. Потому что в противном случае они так и не научатся управляться самостоятельно. Случается отбросить слишком резко. Тут надо проявлять осторожность, – она помолчала. – Но тебе тоже не помешает кое с кем понянчиться. С твоими с верхнего этажа.
– Сделаю, – пообещал он, воодушевившись: ему вдруг вспомнились двое молодых сотрудников, он и она, оба только со студенческой скамьи – они одновременно пришли в «Шрейдер-капитал». Оба – умные, хваткие, целеустремленные, у каждого свой, яркий талант. Оба многообещающие.
– Это совсем не обременительно, – сказала Фейт, – а они будут тебе очень, очень, очень признательны. И попытаются это тебе продемонстрировать. Есть доказательства, – добавила она, кивая на что-то, на что смотрела.
Эммет обернулся. На полу возле дивана стоял большой ящик без крышки, где лежали разные предметы – некоторые все еще в подарочных обертках, другие уже развернутые.
– Что это? – удивился он.
– Благодарственные дары, сентиментальные безделушки, милые розыгрыши. Личные воспоминания.
– От кого они?
– Много от кого. От людей, с которыми я общалась за долгие годы. Многих видела лишь единожды. Иногда присылают по почте, иногда передают на встречах и конференциях. И к каждому прилагаются слова, что я так или иначе помогла этому человеку, а если подарок присылают по почте, всегда есть записка, но иногда я знать не знаю, от кого дар – мне даже имя в записке ничего не говорит или вспоминается совсем смутно – но судя по записке, для человека эта встреча стала определяющей. Думаю, так и есть, потому что иначе она бы не запомнилась. Все эти вещи лежат тут слишком давно, покрываются пылью. И это не единственная коробка. Только верхушка айсберга. Дина на следующей неделе поможет мне их разобрать. В семьдесят один год начинаешь смотреть на материальные предметы по-иному. Прошло время собирать вещи. Пора их рассеивать.
Эммет наклонился, пододвинул ящик к себе, заглянул внутрь, порылся, вгляделся. На самом верху лежала кружевная подушечка, из тех, что очень милы женщинам: саше. Он поднес ее к носу, но запах уже выветрился.
Вот цепочка для ключей с маленьким сапожком – наверное, в память о сексуальных замшевых сапожках, которыми Фейт так знаменита.
Вот три баночки: одна пустая, в другой какое-то древнее темное варенье – а в нем, возможно, споры ботулизма, в третьей – драже. К той, где драже, прикреплена записка:
Фейт,
Понимаю, вам дарят много конфет, потому что вы и сама такая конфетка. Но я уверена, что ЭТИ вы обязательно сможете оценить! (Я вообще уверена, что вы можете абсолютно все!)
Целую,
Венди Сэдлер.
А вот футболка с изображением омара, а вот старая, дурацкого вида детская книжка под названием «Летние забавы близнецов из Брэдфорда». На обложке аляповатая картинка: мальчик и девочка пускают воздушного змея. Эммет открыл и увидел надпись:
Дорогая Фейт,
В детстве это была моя любимая книжка, мне очень захотелось вам ее подарить.
С любовью,
Дениза Мангузо (с того ужина в Чикаго!)
– И как прошел ужин в Чикаго? – поинтересовался он.
– Ты о чем?
– Об этой надписи. Кто такая Дениза Мангузо?
– Понятия не имею.
Эммет разглядывал дальше. Вот браслет из бисера на конопляной веревочке. Игрушечный пластмассовый космический корабль, на боку написано «НАСА», к нему приложена записка:
Дорогая Фейт,
Я теперь работаю в НАСА заместителем директора по инженерным вопросам, если приедете в Вашингтон, с удовольствием покажу вам город. Я бы ничего не достигла, если бы не вы.
С признательностью,
Олив (Митчелл)
Коробочка с домашней пастилой. Эммет открыл и увидел, что тут можно только зубы сломать – пастила давно высохла, покрылась блестящей коркой из сахара и орехов, полностью окаменела.
– А это какого года, Фейт?
– Мне-то почем знать?
– Хоть какого десятилетия?
Павлинье перо, перевязанное ленточкой, а вот изящная перьевая ручка со странной надписью: «Перо могущественнее пениса».
А вот – тоже странная штука – сковорода, ею никогда не пользовались, даже этикетка на месте. Что она в себе воплощает? Тоже какой-то милый розыгрыш, подумал он, про который Фейт то ли помнит, то ли нет, притом что даритель ведь специально пошел, купил и отдал ей в знак любви. Всем этим женщинам хотелось установить хоть какую-то связь с Фейт. Она для них была плазмой. Может, тоска по добренькой мамочке, подумал он, а может, и другое: хочу быть такой, как ты. Как же много этих женщин, как много. А Фейт только одна.
– Тяжело, наверное, быть особенно важным человеком для людей, которые для тебя не имеют никакой важности, – заметил он.
– Я вряд ли соглашусь с твоим толкованием. Не забывай, они мне тоже очень многое дают.
– И что именно? – поинтересовался он. – Мне любопытно.
– Ну, только ради них я все еще здесь, – ответила она, и добавлять что-либо еще не захотела.
Он подумал: интересно, перед кем Фейт Фрэнк раскрывает душу. У нее есть подруги – все эти старушки из старых времен, в том числе Бонни, лесбиянка с курчавыми патлами, и Эвелин, светская дама в костюмах карамельных цветов. Он знал, что они – конфиданты Фейт, у них есть общие фотографии из самых разных времен. Эммет внезапно вспомнил фотографию, на которой Фейт и другие лежат, растянувшись на полу какого-то офиса. Все сумбурно, неупорядоченно, деятельно. Но отчетливее всего он вспомнил, какой счастливой выглядела Фейт в окружении этих женщин, какой раскованной и довольной.