И, разумеется, как всегда, я благодарю моих родителей, а также Нэнси и Кэти, и еще Ричарда, Габриэль, Девона и Чарли.
От автора
Нет ничего удивительного в том, что молодые авторы часто пишут про молодых персонажей. Принято говорить: пиши о том, о чем знаешь – или хотя бы о том, с чем имеешь дело каждый день. Однако в зрелом возрасте горизонты того, что ты знаешь и с чем имеешь дело каждый день, постепенно расширяются, а кроме того, многогранные представления о молодости – а потом, неизбежным образом, уже и не первой молодости – никуда не деваются из памяти. Напротив, ты носишь их внутри в этаком писательском узелке, который в результате вешаешь на палку и закидываешь за спину, чтобы таскать всю свою творческую жизнь.
Я довольно долго таскала этот свой писательский узелок, отмахивала с ним годы и десятилетия, собирая туда опыт и наблюдения, кое-что выбрасывая, другое бережно сохраняя – намеренно или нет. Мне представляется, что автор художественных книг запоминает определенные вещи небеспричинно: голова заранее соображает, что вещи эти когда-то пригодятся, пусть и в видоизмененной форме. И наоборот – то, что забывается, наверное, просто невозможно осмыслить и превратить в литературу.
В самом начале «Женских убеждений» главная героиня Грир Кадецки – восемнадцатилетняя первокурсница. Я до сих пор помню, как была первокурсницей, как помнят почти все, кто учился в колледже, вне зависимости от того, сколько им теперь лет. Это очень важное время, многие его подробности мы бережно храним в памяти, как храним диплом об окончании школы – он висит на стене в давно покинутой детской спальне. Грир Кадецки – не я, мы совсем не похожи, ее студенчество пришлось на совсем другие годы. Я начала писать еще совсем молодой (в колледже). Это был очень насыщенный период моей жизни: до того я никогда не жила самостоятельно, единственные имевшиеся у меня за спиной этапы развития представляли собой огороженные пастбища детства и несколько хуже огороженные пастбища отрочества.
Конечно, я могла оказаться одной из тех башковитых молодых писательниц, которые сходу берутся за романизированное описание, скажем, Бабушки Мозес. Но я такой не оказалась. Вместо этого я интересовалась трудами и подвигами персонажей примерно моего возраста, с редкими отсылками к жизни людей постарше. Много десятилетий спустя в романе «Исключительные», где в начале речь тоже идет о молодых персонажах, я обратилась к вопросам возраста. Начинается действие в компании пятнадцатилетних подростков в летнем лагере, потом прослеживается их взросление, в конце они – люди среднего возраста.
Но в отличие от «Исключительных», где пристально рассматриваются молодые, а потом, со временем, уже не очень молодые люди, «Женские убеждения» – это иной взгляд на возраст, здесь речь идет о взаимоотношениях между двумя женщинами, молодой и постарше, о том, как эти отношения влияют на обеих. Это роман, если угодно, межпоколенческий. Фейт Фрэнк – та, что постарше, – воплощает в себе именно то, чем не является Грир Кадецки: она мудра, знаменита как феминистка, уверена в себе, она уже прожила большую жизнь. Она замечает в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, и Грир постепенно начинает понимать, что Фейт из незнакомки превратилась в наставницу, а сама Грир стала ее (восторженной) протеже.
Описывая взаимоотношения двух этих женщин – одна еще не оформившаяся, в начале пути, другая уже многое повидавшая, имеющая свои понятия о жизни и о том, как помогать другим строить свои судьбы – я нашла двухсторонний подход к рассмотрению того, как меняются люди и меняется мир.
Каждая из двух женщин (равно как и второстепенные персонажи, которые играют в романе важную роль) раскрылась передо мной в те особые моменты, когда, по собственному мнению, проявила всю совокупность своего характера. Мне необходимо было учитывать одну вещь – я часто ее теперь учитываю, когда даю советы своим сыновьям, им немного за двадцать, они только вступают в жизнь: нынешний мир разительно отличается от того, в котором начиналась мое взрослое существование. «Женские убеждения» – это роман о женском, о главенстве и амбициях, о том, каково это – пытаться наполнить свою жизнь смыслом.
За работой я часто вспоминала свою маму: она не получила официального образования, ее никто не подталкивал «на большие дела», но за счет таланта, генетики, целеустремленности и везения – она жила в эпоху второй волны феминизма – она нашла свой путь в жизни. В те времена основные положения феминизма были несколько иными, да и обсуждались они в иных словах. Но мне представляется, что упования тогдашних женщин имели очень много общего с упованиями женщин, которые родились гораздо позже.
Мама наделила меня уверенностью в себе, которой в итоге обзавелась и сама, и мне хочется верить, что иногда мне удается наделять той же уверенностью молодых женщин – участниц литературных семинаров, которые я провожу. Однако, связь поколений не бывает односторонней. Не будем съезжать до клише «ребенок – будущий взрослый» или «я тогда была старше, а теперь помолодела», но поскольку по ходу работы над этим романом я часто возвращалась мыслями к своему студенчеству и третьему десятку жизни, я поняла, что помимо собственных воспоминаний, собственной трактовки истории (в одной из глав подробно рассказывается о молодости Фейт Фрэнк – задолго до моего рождения), мне пришлось заняться тем, к чему моя душа романистки никогда не лежала: сбором фактов. Некоторые факты я почерпнула из чтения, но гораздо больше – из разговоров: с людьми, которые повзрослели еще до меня, и с теми, что повзрослели позже. В результате я выслушала множество диалогов между людьми помоложе и постарше – и надеюсь, что роман стал продолжением таких разговоров.
Об авторе
Мег Вулицер – одна из крупнейших современных писательниц. Ею восхищаются критики, ее книги входят в списки бестселлеров по версии «Нью-Йорк таймс» и перечни самых востребованных в книжных клубах; ее считают мастером художественной прозы, романы ее сочетают в себе обаяние, проникновенность, юмор, задор и душевность. Вулицер создает хроники современной жизни, проявляя удивительную проницательность и понимание, она зорко подмечает процессы, происходящие в культуре, и обладает тонким чувством юмора. Чувства и побуждения ее персонажей всегда строго обоснованы, при этом книги ее – это, безусловно, романы идей.
О чем бы Вулицер ни писала – о мужчинах, женщинах, семьях, отношениях полов, дружбе и целеустремленности, как бы ни представляла читателю изменчивый ландшафт американской жизни и итоги сексуальной революции, она неизменно возвращается к сложным и важным темам, которые у нее звучат свежо, остро, обнадеживающе – а текст сохраняет при этом свою занимательность.