Женские убеждения - читать онлайн книгу. Автор: Мег Вулицер cтр.№ 48

Иногда из Фолл-Ривер приезжали в гости дядя с тетей, случалось, что притаскивали с собой и Саба. Двоюродные братья недолюбливали друг друга еще со времен той порнографии в подростковом возрасте. Саба в семействе до сих пор считали не только безнадежным, но еще и источником дурного влияния. Младших к нему не подпускали. Иногда это требовало большого хитроумия: если семья собиралась в доме у тети Марии и дяди Джо, Саб, как правило, болтался поблизости, и другие родители постоянно были настороже. «Оставь братца Саба в покое» – такой рефрен постоянно слышали младшие родственники. Или: «Братец Саб устал», или: «В комнату к братцу Сабу нельзя». В свои девятнадцать Саб, вместе с друзьями, сидел на кокаине и «ксанаксе» ^[14], а заодно ими приторговывал. Родители, выйдя из себя, выгнали его из дома, но потом пустили обратно, так он там и остался.

Приезжая домой из Принстона на зимние каникулы, Кори видел, что Саб год от года опускается все ниже; единственное, что облегчало ситуацию – он больше не задирался, а выглядел совсем разбитым: тощий, в чем душа держится, голова заваливается вперед и постоянно трясется, на лице скачет переменчивая полуулыбка.

– Привет, братец Кори, – говорил Саб всякий раз, когда они встречались семьями. – Ну чего, обнимемся, студент.

– Как жизнь, Саб? – устало интересовался Кори, обхватывая этого Икабода Крейна ^[15] за плечи.

– Да так, ничего особенного. К Рождеству вот готовлюсь, сам понимаешь.

Однако на сей раз, снова оказавшись в доме семейства Перейра в Фол-Ривер – они приехали на воскресный ужин, после смерти Альби прошло два месяца, и Кори надеялся, что эта поездка вызовет хоть искру оживления в безразличной, будто одурманенной матери – он опустил ее в пухлые объятия шезлонга, в окружении тетушек и бегавших поблизости малышей. А потом поднялся на второй этаж и постучал в дверь, к которой не приближался уже много лет.

– Открыто! – откликнулся Саб, и Кори вошел в замызганную комнатушку: двоюродный брат растянулся на резной кровати из тикового дерева и курил кальян с марихуаной. Саб поднял палец, подождал, когда изо рта выйдет дым, а потом сказал:

– Удивил ты меня, что сюда явился. Явно совсем остался без друзей, покуда тут дома живешь и все такое.

– Вроде того.

– А пока ты учился в этом твоем выпендрежном колледже, лучше тебе жилось, чем нам, твоей родне? Только честно.

– Всей родне? Нет. Лучше, чем тебе.

Саб запрокинул голову и рассмеялся; на визит Кори в его комнату он реагировал с непривычным дружелюбием.

– Ладно, подколол, причем за дело. Давай, садись уже.

Кори сел в кресло, затянулся кальяном: столб стоялой воды забулькал, точно фонтан. Скоро комната уже казалась вполне сносной, а двоюродный брат не таким уж мерзким. Кори расслабился, и тут Саб вытащил из ящика комода крошечный глянцевый конвертик и сказал:

– А теперь главный номер программы. Покруче «Боверамы» будет.

Это был героин, «героин, который нюхают – вроде шоколада, который пьют, – объяснил Саб. – Специально так и сделан, чтобы нюхать, а не колоться. Вкус более мягкий, – добавил он с видом сомелье. – Чего скажешь? Закинешься?»

Кори, уже слегка одурманенный, сказал:

– Давай.

– Ух ты, ну и денек нынче в Фолл-Ривер. – Саб вытряхнул немного бурого порошка на зеркальце. – Кори Великий нюхает герыч со своим двоюродным братцем – опустившимся торчком.

– Кори Великий звучит классно.

– Погоди, тебе сейчас самому классно станет, – пообещал Саб, подавая ему квадратное зеркальце и короткую пластмассовую соломинку.

Кори вспомнил, как когда-то пил с Сабом через такую же соломинку клубничный молочный коктейль. Тогда на коробочке было написано: «Цирковые соломинки»; непонятно, почему ему сейчас это вспомнилось, но воспоминание принесло с собой несказанную грусть и жалость: коробка с соломинками, на которой был нарисован слон, сидящий за решеткой в вагоне циркового поезда, два мальчугана, сидящих рядом, с усиками розовой пены.

Порошок втянулся в ноздрю с той же легкостью, что и кокаин, который иногда появлялся на вечеринках в Принстоне, где было много богатеньких студентов. От героина у Кори во рту остался привкус глутамата натрия – смесь рыбы и рассола: химический, неестественный, однако занятный. И почти в тот же миг мозг его точно приправили щедрой и безжалостной порцией ядовитой соли, которая будто бы вылетала через дырочки из незаметно припрятанной солонки. Кори нагнулся и выпустил двоюродному брату на ковер янтарный фонтан рвоты.

– Ой, Саб, прости пожалуйста! – воскликнул он, зажимая рот рукой – сквозь пальцы тут же вылетела еще порция блевотины. В первый момент Кори не чувствовал ничего, кроме тошноты – видимо, наркотик на него не подействовал. Похоже, горе сделало его невосприимчивым к искусственным стимуляторам – так от избыточного использования антисептиков появляются резистентные виды бактерий. Потом он подумал: какая-то это странная мысль, а значит, героин все-таки, похоже, действует. Кори приподнял голову, комната качнулась и стала оседать – как будто бы дом был построен на зыбучем песке. Кори оседал вместе с ним, заваливался боком на драный ковер, обхватив себя одной рукой.

Он долго лежал с закрытыми глазами, пока не услышал издали писклявый голос, напоминавший голос Саба:

– Теперь можешь открывать.

Кори облизал губы, задумался, припоминая, что могут значить эти слова. Что он должен открывать? Подарки?

Не подарки. Глаза.

Глаза открой, Кори. Он и открыл.

Удивительное дело – мир казался чистеньким, промытым, он сделался мягче и безусловно лучше. Саб улыбался лучезарной улыбкой из какого-то пятна солнечного света на кровати, и Кори тоже ему улыбнулся: два расположенных друг к другу кузена наконец-то объединились в любви, которую испытывали друг к другу когда-то, когда пинали мячик на улице и разглядывали порнографические картинки, отчего напрягались их крошечные пипки, а они воображали себе, в каком мире им обоим предстоит жить.

Нужно выпить вместе еще по стаканчику молочного коктейля, подумал Кори. А потом ехать на цирковом поезде по всей стране, обняв за шею милого неуклюжего слоника, который терпеливо смотрит на мир сквозь решетку. Кори вспомнил, что Альби все равно нет, но одновременно осознал, что ему не придется терзаться этой мыслью каждую минуту каждого дня.

Например, вот и сейчас настал один из тех моментов, когда смерть Альби не имеет особого значения. Кори замурлыкал себе под нос – с каждой волной химического прилива по телу разливалось удовольствие. Захотелось рассказать Сабу, какое это облегчение, вот только он утратил способность говорить, язык мокрой рыбиной лежал во рту. Кори решил помолчать, закрыл глаза и поблагодарил мироздание за покой и неподвижность.