Она встряхнула головой, словно прогоняя воспоминание, и ехидно сказала:
– Ты мог бы быть шефом-навигатором. – Впрочем, она прекрасно знала, куда они идут и каким маршрутом. – Я думала, мы прокатимся до площади Согласия и прогуляемся по саду Тюильри – день такой замечательный. А потом, в зависимости от того, как ты себя будешь чувствовать, мы могли бы зайти куда-нибудь на ланч или купить le sandwich и съесть на свежем воздухе.
– Мне нравится такая идея, толкай вперед и не жалей лошадей.
Сад Тюильри был идеальным местом, хотя светлые гравийные дорожки под яркими солнечными лучами слишком ярко отражали свет, и Нина порадовалась, что она догадалась взять солнцезащитные очки.
– Ты в порядке? – спросила она, увидев, что он прикладывает ладони ко лбу так, чтобы они образовывали козырек.
– В порядке. Просто отвык от дневного света. Я чувствую себя вампиром, который познает, что такое солнце. Как бы меня не сморщило и не превратило в кучку праха.
Побродив по саду около получаса, они остановились.
– Ты жива? – спросил Себастьян.
– Ммм, – произнесла Нина. Вообще-то она немного заскучала, разговаривать с затылком Себастьяна то еще удовольствие. К тому же в последние десять минут он почти все время молчал. – А ты?
– Да… хорошо побыть на улице.
– Но?
– Я боюсь показаться неблагодарным, но это скучновато. А от попыток поговорить с тем, кто у тебя за спиной, у меня заболела шея. Ты не возражаешь, если я сам стану крутить колеса? Тогда ты бы смогла идти рядом.
– Как хочешь.
Нина отпустила ручки.
– Ты бы не могла подтолкнуть меня, чтобы я набрал инерцию? Так легче, чем трогаться с места. А вообще-то говоря, – он повернулся к ней с озорным выражением на лице, – мне очень хочется узнать, с какой скоростью может двигаться эта штуковина. Что, если ты будешь толкать меня бегом?
– Ты с ума сошел. – Нина закатила глаза.
– Я серьезно. Очень тебя прошу.
Он умоляюще посмотрел на нее.
– Это неприлично.
Его брови на миг сошлись на переносице, показывая ей, что ему наплевать на приличия.
– Тебе сколько лет?
– Тридцать. Ты трусишь?
Нина на секунду замерла в раздумьях. Никто никогда не смог бы обвинить членов семейства Хадли в трусости. А уж ее – в последнюю очередь. Когда у тебя за спиной четыре брата, ты можешь считать себя в безопасности в любой ситуации. Но было и несколько случаев, когда она и сама демонстрировала силу наравне с братьями. Трусость всегда отступала.
– Я никогда не трушу, Себастьян Финлей, и напрасно ты меня подначивал.
Улыбка витала вокруг ее губ.
– Ты все еще бегаешь?
– Здесь – нет. Не люблю бегать в городе. – Она ухмыльнулась, глядя на него. – Грязи маловато.
– Значит, по-прежнему по пересеченной местности?
– Да, но только не всерьез.
Девчонкой она бегала в соревнованиях за компанию. Ее братья, помешанные на регби, лишь посмеивались над ее пристрастием. Для них спорт означал команду, частью которой они являются. Они никак не могли соотносить себя с одиночеством, а она так никогда и не взяла на себя труд объяснить им, что бег в одиночестве давал ей некоторое личное пространство и возможность побыть наедине со своими мыслями.
– Мне это всегда казалось каким-то проклятием. Ты была такая изящная, аккуратная, но в то же время могла сорваться с места, как этакая крохотная решительная динамо-машина, а возвращалась, словно болотная ведьма, – в грязи от пяток до макушки.
– Болотная ведьма. – Нина рассмеялась чуточку громче, чем было нужно. Она помнила ту фотографию, которую увидела в его квартире. Помнила, как он ждал ее на финише. – Из какой школы волшебства тебя исключили? Бег давал мне возможность делать то, что я хочу. Спрятаться от братьев, которые говорили мне, как я должна поступать. А тут я была самостоятельная, никто мне не указ, тут никого нет, только я. – И он, когда приходил поболеть за нее. Сколько раз? Пять? Нина обманывала себя, потому что точно помнила про пять раз, потому что каждый из этих случаев отпечатался в ее памяти.
И те пять случаев были ее оправданием, когда она решила пойти ва-банк и поцеловать его.
– Ну, так давай. Покажи нам, на что способна, Хадли.
– Ты и вправду этого хочешь?
– Да, мне требуется встряска. Я чувствую себя колючим и словно ударенным пыльным мешком после двух недель бездействия и отсидки в номере. Вокруг почти никого нет. Мы никого не покалечим. И я вижу отличный прямой отрезок.
– Да, но что, если я тебя опрокину?
– Я буду крепко держаться. Или ты все же трусишка?
– Возьми мой пакет.
Она кинула пакет ему на колени и принялась демонстративно закатывать рукава.
– Последний шанс взять свои слова обратно.
* * *
Вероятно, они представляли собой удивительное зрелище, когда мчались по широкой дорожке, а Себастьян кричал:
– Быстрее, быстрее! Не жалей лошадей!
Из-под колес разлетались гравийные камушки, ударяя Нину по щиколоткам. Чтобы набрать хорошую скорость, много времени не понадобилось, и ей пришлось скорректировать свой обычный беговой шаг так, чтобы не биться коленками о спинку кресла, но вскоре она приспособилась и смогла бежать, не думая о посторонних помехах.
Ее разметанные по лицу волосы и довольные выкрики Себастьяна наполняли ее восторгом, придавали больше отваги, и она увеличила скорость еще больше.
– Давай, поднажми! – кричал Себастьян. И снова ей было восемнадцать, а ему двадцать. Нина вспоминала, как им было хорошо вместе, пока она все не испортила. Воспоминания, как и ветер, румянили ей лицо. Вот Себастьян в воскресный день идет с ней на тренировку. Вот Себастьян провожает ее домой после вечеринки и укладывает в постель, чтобы ни братья, ни родители не узнали, как позорно и ужасно она напилась. А ведь потом он ни одним словом не напомнил ей об этом. Неудивительно, что он был ее абсолютным героем. Куда делся тот Себастьян?
– Поворачивай, поворачивай! – закричал Себастьян, его голос звенел от восторга. Они приближались к концу дорожки, упиравшейся в большой фонтан. Опасаясь, что одно из колес может в любой момент отвалиться, Нина сделала разворот, какой только позволяло место перед фонтаном. Мавис показала себя надежным транспортным средством, она не потеряла равновесия на этом опасном вираже. Управлять креслом на таких скоростях было затруднительно, и Нина, притормозив, остановила его рядом с фонтаном.
– Бесценно, Нина, бесценно. – Себастьян рассмеялся, запрокинув голову так, что на нее теперь падал солнечный луч. – Ух, как это было здорово!
– Я рада, что тебе понравилось, но я без сил, – прохрипела она, согнувшись пополам и с благодарностью принимая исходящую от фонтана мелкую водяную взвесь в воздухе. Она плюхнулась на каменное ограждение рядом с Себастьяном.