Кто они такие - читать онлайн книгу. Автор: Габриэл Краузе cтр.№ 48

Я смотрю влево и вижу, как в закусочную заходит этот брателла, Крутой Флюид. На его заостренных золотых грилзах на верхней челюсти играет свет, но глаза под кепкой в тени, и с ним заходит орава, человек десять, все в капюшонах, и все идут на меня. Я понимаю, что к чему. Я ждал этого дня.

За несколько месяцев до того этот Крутой Флюид увидел, как мы с Дарио идем к метро «Вестбурн-парк». Он подкатил к нам на мотоцикле и сказал Дарио, как сам, а потом наклонился к нему и спросил что-то на ухо. Дарио нахмурился, шагнул назад и сказал, не, старик, не прокатит, не пойми превратно, но тебе это не понравится, поверь. Тогда брателла развернулся и укатил. Я сказал Дарио, шозахуйня это была?

Снупз, тебе лучше не знать.

Браток, ты должен сказать мне, что он сказал.

Тебе не понравится, Снупз.

Что он сказал?

Он спросил, можно тебя съесть?

По сути, он спрашивал Дарио, можно ли меня ограбить. Дарио знал, что я взбешусь, птушта это показатель полного неуважения. Меня заколбасило, я высел на измену, не разговаривал, только и думал, что мне нужно пойти, въебать этому брателле, и сделать это раньше, чем расползется слух, что он спрашивал, можно ли меня съесть – стандартное начало травли, – а я ничего с этим не сделал. Позже в тот же день я был в парке с двумя чуваками из Гроува и рассказал, как на меня наехал Крутой Флюид, и один из них сказал, блин, как увидишь его, нужно, чтобы прилюдно, сразу подходи и бей. Но он мне больше не попадался.

Итак, прошло четыре месяца. Когда я вижу, как пахан заходит в закусочную с этой оравой, все словно встает на свои места, словно я вдруг проснулся, птушта перед этим к нам подрулил тот брателла, заценивший мои часы, и он откровенно растрезвонил всем на районе, йо, там этот белый хрен сверкает клевой «Аквой» и грилзами с брюликами, а Крутой Флюид должен был помнить меня и сразу завестись, типа, вах, идем, съедим его. Я знаю, как думают эти чуваки: если это белый хрен, он, наверно, рохля, ага, зассыт к чертям, если мы наедем на него. Короче, когда я вижу, как они заходят в закусочную, я понимаю, что к чему, понимаю, что от судьбы не уйдешь.

Закусочная окутана теплым запахом дешевого жира и залита светом от всех этих световых меню с курицей и картошкой, и свежими, сочащимися бургерами (совсем не как в реальности), а над кассой сияют особые предложения, выделенные цветом, и тут с улицы врывается этот ебучий циклон, громыхая издалека, – все идут на меня, натянув капюшоны, даже не взглянув в сторону меню.

Они обступают меня в углу, так что деваться некуда. Я все так же подпираю стену, словно мне по барабану, а сам думаю, кто ударит первым. Крутой Флюид подходит ко мне и говорит, бомбические часики, старик, пялясь на мое запястье. Как только он это сказал, один шкет в толпе говорит, съешь его, съешь его, не глядя на меня, хотя стоит прямо передо мной. И я такой, кого это съесть, старик? Кого ты, блядь, собрался есть? Шкет молча сливается с толпой, напирающей на меня. Крутой Флюид снова говорит, бомбические часики, старик, и грабастает их за края, словно хочет рассмотреть циферблат. Я убираю руку и говорю, не трогай, блядь, мои часы, старик, и он сразу, что, не хочешь по-хорошему, а? Я ему, что по-хорошему, старик? Что тут, блядь, хорошего, если ты грабастаешь мои часы, словно хочешь снять их? Я всасываю воздух, а он придвигается ко мне вплотную, так что козырек его кепки задевает мне лоб, и говорит, ты откеда, старик?

Я понимаю, что сейчас будет. Понимаю, что меня будут пиздить. Что через несколько секунд я буду драться за свою жизнь и имя, и все, чем мы сейчас занимаемся, оттягивает неизбежное. Представь. Реальный момент, когда ты видишь будущее и понимаешь, что не можешь его изменить. И я такой, да ебись оно конем – Гроув в контрах с Южным Килли, они все равно не любят ЮК, так что я говорю, я из Южного Килберна, старик, зная, что это только обострит конфликт. Брателлы, окружившие меня, такие, хах, ЮК, в натуре? И тогда Крутой Флюид такой, где живет твоя мама? Как только он это сказал, я думаю, не, ты тронул мою маму, за это ты получишь, я Снупз, я делаю движи и творю жесть, на которую у этих чуваков кишка тонка, я для всех для них чувакбандос, ну нахуй – и БАЦ, бью его по роже со всей дури. Он летит кубарем. Толпа пятится. Застывает. Крутой Флюид ковыляет к выходу, типа, сам пришел, сам ушел. Я хватаю его за капюшон, тяну к себе и начинаю мутузить его по башке – жах-жах-жах. Тогда множество рук хватают меня за воротник и тянут вниз. Я теряю равновесие и падаю на грязный кафельный пол закусочной, а братва ебашит мне пенальти по спине и голове, и куда попало. Искры из глаз. Я инстинктивно сжимаюсь в комок, защищаясь, но тут же понимаю, не, вот так людей избивают до отключки, когда они сжались в комок, и все выбивают из них дерьмо, пока чей-нибудь удар не отправит тебя в нокаут. Ну нахуй. Я вскакиваю и бью руками наотмашь, и на секунду они отступают, словно волна от берега. Но потом кто-то внезапно бьет меня сбоку в голову, и я пытаюсь отойти к стене, чтобы никто не мог ударить меня сзади. Секунды тянутся, как в замедленной съемке, и каждая становится отдельным и важным моментом. Единственное, что существует, это галактика здесь-и-сейчас, в этой закусочной. С улицы вбегает Дарио, хватает одного хрена и отбрасывает, крича, ладно вам, чуваки, ладно вам, защищая меня от града ударов, и я понимаю, что они стараются не ударить его, птушта большинство из них знают его, так что они пытаются обойти его, чтобы достать меня. Я в углу, стою на одном колене, спиной к стене, чтобы им было трудней попасть в меня и никто не мог подкосить меня, и закрываюсь кулаками. По полу скрипят кроссовки, все орут, как бешеные, хотя я не могу разобрать ни слова, я закрываю голову и уклоняюсь, а по рукам мне сыплются удары руками и ногами, и я словно тону, словно не могу вынырнуть, а затем сбоку один пацан сует мне палец в правый глаз. Я хватаю его за палец, птушта он конкретно засунул его – правый глаз у меня вдавился вглубь глазницы, – и, когда я его вынимаю, глаз становится на место, но все чернеет, и текут слезы. Я пытаюсь сломать ему палец, но он выкручивается и отступает.

И после этого все словно схлынуло. Я поднимаюсь с колена и встаю, а все тянутся к выходу, и, богом клянусь, это какие-то ушлепки, птушта они бросают на ходу, а, ему вставили, вставили. А я кричу, да нихуя, вы все фуфло, не можете даже вырубить чувака? Но они все равно выметаются, а я смотрю на пол закусочной и вижу длинный ручей крови на грязных плитках и думаю, бля, зацепили меня. И начинаю ощупывать себя насчет порезов, трогаю спину и бока, куда пришлась большая часть ударов, птушта я знаю, когда тебя пыряют, можно спутать это с сильным ударом. Ощупываю жопу, птушта чуваки любят пырнуть в жопу, птушта знают, это тебя не убьет, но вызовет дикую боль, ага. Но на мне нигде нет крови – остается только лицо. На стене небольшое зеркало, и я подхожу к нему и вижу, что на лице у меня ни единой отметины ниже лба, ни даже синячка или царапины. Но прямо надо лбом лиловый след чьей-то блядской подметки и след от печатки, и в волосах лиловые россыпи синяков. Но без порезов. На полу кровь Крутого Флюида – это я врезал ему по зубам, когда он хотел снять с меня часы, – это все кровь из его рта.

И тут он заходит в закусочную и начинает, за что ты врезал мне, старик, за что ты врезал мне? Рот у него в крови, наверно, я рассек ему губу о его острые золотые грилзы, и я такой, за что я тебе врезал? Ты чо, бля, охуел? Зачем ты пытался ограбить меня, мудила? Он пятится на улицу и говорит, смотри, старик, смотри, что будет, и тогда заходит еще один брателла, берет знак «Влажный пол», стоящий у двери – знаешь такие желтые пластиковые штуки, которые ставят, когда пол скользкий, – и бросает в меня. Но знак сильно недолетает. Все они столпились в дверях и кричат, выходи, мудак, посмотришь, что будет, так что я беру этот знак и иду к витрине, хотя на самом деле не намерен драться с ними на улице, птушта там они смогут наброситься со спины. Дарио говорит, не выходи, Снупз, но я иду на них, словно собираюсь что-то сделать, и все они вываливают из закусочной.